* * *

Мы говорили до сих пор об идеальности психического и его субъективности в общей форме, не специфицируя этих характеристик применительно к различным формам или уровням познания. Между тем и идеальность и субъективность выступают по-разному в восприятии и мышлении. На разных этапах или уровнях познания изменяются и они сами и их соотношение.

Психическое как идеальное в отношении к вещи, к материальному предмету – это, как выше отмечалось, лишь момент, сторона, аспект в отношении субъекта познания и действия к объективной реальности; на разных ступенях чувственного познания этот аспект идеального выделяется в более сложном целом – в познавательном отношении субъекта к объективному миру лишь при его анализе – в результате научной абстракции. Положение меняется уже с включением слова; объективированное в нем чувственное содержание начинает объективно выделяться как идеальное. Еще по-иному выступает идеальность содержания понятия, объективированного в слове, включенного в систему знания. В системе исторически сложившегося знания идеальное содержание выступает для субъекта как некая реально выделившаяся «объективная реальность» (наподобие того, как – по замечанию Маркса – абстракция труда вообще приобретает реальность c развитием капиталистического общества). В качестве идеального реально выступает по преимуществу понятие. Не случайно именно оно обособлялось и противопоставлялось объективным идеализмом материальному миру чувственно данных вещей.

Аналогично конкретно-различный смысл приобретает в восприятии и мышлении также положение о субъективности (и объективности) познания. Восприятие объективно в том смысле, что его объектом являются сами вещи и явления действительности (см. об этом ниже); но при этом в рамках восприятия выступающий в нем суммарный эффект взаимодействия субъекта с объектом познания не может быть расчленен так, чтобы чувственный образ вещи и ее свойств был однозначно определен только самой вещью. Так, например, ощущение тепла, которое дает рука, прикасающаяся к какому-нибудь телу, не однозначно характеризует тепловое состояние этого последнего, поскольку это ощущение определяется не только тепловым состоянием тела, а зависит и от состояния субъекта, его воспринимающего аппарата, от того, к каким – более теплым или более холодным – телам прикасался человек до того. Невозможность в рамках только чувственного познания до конца расчленить суммарный эффект взаимодействия субъекта с объектом и прийти, таким образом, к однозначному, инвариантному определению свойств объекта, зависящему только от них самих, и обусловливает объективную необходимость перехода познания к отвлеченному мышлению.

Можно, конечно, дать общее определение объективности познания, распространяющееся на все формы, на все ступени познания: объективность познания в этом общем ее значении – это адекватность познания бытию; можно указать и общий для всех ступеней или форм познания критерий объективности: этот критерий – практика. Но вместе с тем на каждой ступени познания по-иному выступает объективность и субъективность. Восприятие в его первичных формах – это по преимуществу созерцание более или менее непосредственно данного объекта; процесс восприятия как таковой в сознании не выступает (если не включать в восприятие целенаправленное наблюдение, которое является, собственно, чувственным мышлением). Мышление скорей выступает как мыслительная деятельность человека, субъекта мыслительной деятельности; в этом смысле в мышлении в большей мере, чем в восприятии, выступает его «субъективность» – в первом из выше выделенных, более общем значении этого слова; вместе с тем по содержанию абстрактное мышление достигает такой объективности, которая недоступна ощущению и восприятию.

Для того чтобы проблема субъективного – объективного (а также идеального) выступила в своих конкретных формах, надо обратиться к анализу самого процесса познания.

Познание, начинаясь с ощущений и восприятий и продолжаясь отвлеченным мышлением в понятиях, представляет собой единый процесс. Поскольку ощущение и понятие существенно отличаются друг от друга, есть все основания различать в этом процессе разные звенья и даже констатировать известный «скачок», который совершает познание, переходя к отвлеченной мысли. Однако нельзя все же – как это нередко делают – обособлять и внешне противопоставлять друг другу чувственную и логическую или рациональную ступень познания. Их внешнее противопоставление не выдерживает критики и не соответствует действительному ходу процесса познания.

Нетрудно убедиться, что чувственное и абстрактное взаимосвязаны. Прежде всего никакое отвлеченное познание невозможно в отрыве от чувственного. Это верно не только в том смысле, что любое теоретическое мышление исходит, в конечном счете, из эмпирических данных и приходит даже к самому отвлеченному содержанию в результате более или менее глубокого анализа чувственных данных, но и в том, более глубоком смысле, что то или иное, пусть очень редуцированное чувственное содержание всегда заключено и внутри отвлеченного мышления, образуя как бы его подоплеку. Во всякое понятийное обобщение, как правило, вкраплена чувственная генерализация. Чувственные элементы, включенные в отвлеченное мышление, то и дело выступают в виде чувственных схем, интуитивных решений отвлеченных проблем и т. д.

С другой стороны, в ходе познавательного процесса и чувственная его сторона непрерывно обогащается. С включением исходных чувственных данных во все новые связи восприятие непрерывно преобразуется и углубляется. Для того чтобы в этом убедиться, стоит только сопоставить восприятие показаний какого-нибудь научного прибора человеком, ничего не знающим о явлениях, которые показания этого прибора сигнализируют, с восприятием ученого, умеющего эти показания прочесть: те же чувственные впечатления приобретают в последнем случае новое значение, в них воспринимается новое объективное содержание.

По мере того как воспринимаемое включается в новые связи, оно выступает во все новых характеристиках, фиксируемых в понятиях, все более глубоко и всесторонне раскрывающих его сущность. В силу этого весь процесс познания, включая его отвлеченное содержание, раскрываемое мышлением, непрерывно как бы возвращается в сферу чувственного, откладывается в нем. Не приходится, значит, представлять себе процесс познания как состоящий из двух отдельных отрезков, лежащих на одной прямой; неадекватным будет даже представление о нем как о единой прямой линии, один конец которой все дальше отходит от другого; ближе к истине представление о линии, по которой движется процесс познания, переходя от чувственного к абстрактному и от абстрактного к чувственному, как о бесконечной спирали: за каждым удалением от чувственного следует новый возврат к нему, но точка, к которой при этом возвращается познание, все время перемещается вперед в результате непрерывного откладывания в чувственном, в восприятии действительности того, что открылось в ходе отвлеченного познания. Все абстракции отвлеченного мышления, в конце концов, служат для того, чтобы понять и объяснить то, что прямо или косвенно выступает на чувственной поверхности действительности, в которой мы живем и действуем. Дистанция, на которую теоретическая мысль отдаляется от того, что так или иначе, как угодно косвенно и отдаленно контролируется в сфере чувственного познания чувственными данными практики, служит мерой не только продвижения научной мысли, но и ее отхода от требований, которым научная мысль должна удовлетворять.