Интеллектуальные факторы (узнавание предмета, знание его свойств на основании прошлого опыта) благоприятствуют константному восприятию (как об этом, в частности, свидетельствуют данные Бейн в отношении восприятия величины предметов)[112]. Однако 1) нельзя отнести константность восприятия величины, а также формы и других свойств предметов, только за счет этих интеллектуальных факторов; взятые обособленно, они не в состоянии объяснить явление константности в целом и 2) эти интеллектуальные факторы – представления, знания о свойствах воспринимаемого предмета, сложившиеся в результате практики, опыта, – обусловливают константность восприятия не тем, что они извне «трансформируют» чувственные восприятия, первично якобы аконстантные, а в принципе так же, как и данные других рецепций, – включаясь посредством образующихся в коре связей в единый процесс восприятия предметов.

Комплекс зрительно-осязательных свойств образует остов восприятия вещи. Осязанием первично познаются – как уже отмечалось – основные свойства предмета как материальной вещи. Активное осязание движущейся руки помимо того проверяет, контролирует показания зрения о других, в частности пространственных, свойствах вещей. Вместе с тем исследование показывает, что данные, получаемые осязанием при ощупывании вещи, входят в образ вещи, предварительно визуализируясь, получая зрительное выражение. Образное восприятие действительности человеком носит по преимуществу зрительный характер. Зрительный образ вещи как бы вбирает, синтезирует, организует вокруг себя данные остальных органов чувств. Основные показания, которые вбирает в себя зрительный образ, составляют данные осязания.

Данные всех остальных рецепций организуются вокруг этого центра, выявляют свойства очерченной таким образом вещи. Так, например, слуховые ощущения ориентируются по зрительно данному предмету как источнику исходящих от него звуков.

Такая организация восприятия формируется в ходе онтогенетического развития, по мере того как у ребенка образуются соответствующие условно-рефлекторные связи. Приблизительно на втором месяце жизни у детей уже начинает наблюдаться перенесение зрительных осей на звучащий предмет, звук начинает вызывать у ребенка зрительные поиски этого предмета.

Показания всех видов чувствительности организуются вокруг данных той «модальности», в которой наиболее отчетливо выступает предмет восприятия. Об этом определенно свидетельствуют многочисленные факты. Так, наблюдения над локализацией звуков речи в радиофицированном зале показывают, что звук, который локализовался в ближайшем громкоговорителе, пока слушающий не видел говорящего, тотчас же переносится к последнему, как только говорящий показался в поле зрения слушателя[113]. Смысл этого факта не в том, что слуховые восприятия подчиняются зрительным, а в том, что любые восприятия, в том числе и слуховые, ориентируются по предмету, выступающему наиболее отчетливо в чувствительности того или иного рода (зрение, слух, осязание и т. п.).

Суть дела в том, что локализуется не слуховое ощущение, а звук как отраженное в слуховом образе физическое явление, воспринимаемое посредством слуха; поэтому звук локализуется в зависимости от зрительно воспринимаемого местонахождения предмета, являющегося его источником[114]. Подобно этому, зрительно воспринимаемый предмет в свою очередь локализуется там, где он выступает для активного осязания, для направленного на него действия. Локализуются, как и воспринимаются, собственно, не зрительные образы, а зрительно воспринимаемые предметы, материальные вещи, так как и само восприятие – это восприятие не образов (что значило бы восприятие восприятия), а предметов – материальных вещей.

То же наблюдается и в области осязания, кинестезии. Когда мы двигаем кистью руки, в движение приводятся также мышцы плеча и предплечия, но осознаются нами не сигналы от мышечных перемещений, а те предметы, которые обусловливают движения. Действуя рукой, вооруженной орудием, мы ощущаем особенности того материала, к которому прикасается орудие. Так, когда мы пишем, мы ощущаем сопротивление, которое поверхность стола оказывает при нажиме карандашом; хирург ощущает сопротивление органов, к которым прикасается скальпель. Подобно этому при ходьбе мы осознаем не импульсы от сокращающихся мышц, а характер поверхности, по которой ступаем.

Для понимания природы и механизма локализации очень поучительны так называемые «фантомы» – ощущения, локализуемые в ампутированной руке или ноге. На самом деле они локализуются в пространстве, там, где рука обычно соприкасалась с предметами. Люди с ампутированной ногой, пользующиеся протезом, соприкасаясь им с землей или полом, протезом чувствуют особенность поверхности, по которой они ступают, неровность на ней и т. д. При этом в мозг поступают импульсы от различной степени сгибания тазобедренного и коленного суставов, определяемой неровностями почвы: осознаются же не эти сгибания суставов, а посредством них те изменения почвы, которые их обусловливают[115]. Центральный механизм локализации приспособлен к тому, чтобы по сигналам, поступающим из органа, осознавать и локализовать предмет, который вызывает изменения в органе. Посредством сигналов, поступающих в мозг из глаза или конечности (руки, ноги), локализуются в пространстве зрительно и осязательно познаваемые нами предметы – вещи и явления материального мира. Проблема локализации образов (зрительных, слуховых и т. д.) – это, собственно, проблема локализации отраженных в них материальных предметов и явлений. Только поняв это, можно полностью покончить с путаницей в этом вопросе. Принять это положение – значит решительным образом покончить с идеализмом в теории восприятия.

Целый ряд чувственных качеств нельзя и определить иначе, как через предмет, свойства которого они выражают. Так обстоит дело со всеми запахами (запах мяты, ландыша, фиалки, розы и т. д.), с большим числом вкусовых качеств – помимо четырех обобщенных – сладкого, кислого, горького и соленого; с тембровыми характеристиками звука по тому предмету (инструменту), который их издает (звук скрипки, флейты, органа и т. п.); с некоторыми цветами (сиреневый, бирюзовый, кирпичный и т. д.), в настоящее время выражающими главным образом оттенки основных цветов. Первоначально, по-видимому, все цвета обозначались по предмету, для которого они были характерны. Отвлеченные от предмета, которому они принадлежали, обобщенные названия цветов[116]и других чувственных качеств появились лишь впоследствии. Таким образом, многие, а первоначально, вероятно, и все чувственные качества определяются как свойства вещей[117]. Все качества, выступающие в процессе ощущения и восприятия, суть отраженные свойства вещей[118]. Существенное гносеологическое значение имеет выше отмеченный, экспериментально устанавливаемый психологический факт, что ощущения и восприятия различных «модальностей», например зрительные и осязательные, отражают те же свойства вещей. То, что ощущения и восприятия разных модальностей выражают те же свойства вещей, имеют одно и то же гносеологическое содержание, исключает возможность сведения гносеологического содержания ощущения и восприятия к чувственному впечатлению, исключает возможность подстановки ощущения или восприятия на место свойств самих вещей. Поэтому дальновидные идеалисты стремятся обособить ощущения друг от друга, разорвать их взаимосвязь в познании вещей. Путь в этом направлении проложил еще Беркли; намеченным им путем и по сей день идут представители различных толков современного эпистемологического монизма.