class="p">Фибус выпрямляется, внимательно осматривает моё лицо, и уголок его губ приподнимается.

— Пока нет, но ты выглядишь пугающе бледной, Фэллон. Больно смотреть на всё это богатство?

Мой взгляд возвращается к птице и чёрным шипам, которые торчат из её металлической груди…

Санто Калдрон! Неужели это… это одна из?..

Я крепко хватаюсь за руку Фибуса для поддержки.

— Ты пытаешь оторвать мне конечность? Она, конечно же, отрастёт, но я к ней очень привязан.

— Золото. Аколти.

Моя голова кружится так сильно, что ещё немного, и она открутится от моего тела.

Я не осознаю, что повторила мамины слова вслух, пока Фибус не щёлкает языком.

— Да. Много золота. Я предупреждал тебя. Ты же не собираешься упасть в обморок? Ты определённо выглядишь нездорóво.

Бронвен наблюдает за тобой.

Найди пять железных воронов.

О, Боги, о, боги, о, боги. Мама отправила меня к Фибусу не за деньгами, а за вороном. Она знала! Как? Неужели Бронвен нашептала ей это на ухо? Невозможно. Бронвен призналась в том, что знает о местоположении только одного ворона.

Я не осознаю, что уже отпустила руку Фибуса, прошла вглубь помещения и теперь стою под птицей, полностью сделанной из металла.

— А-а. Так вот что вывело тебя из равновесия.

Он придвигается поближе ко мне.

— При создании этой безвкусной статуи ни одно животное не пострадало, Капелька.

Мурашки бегут по моей коже, когда я замечаю яркий блеск в лимонно-желтых птичьих глазах.

— Почти как живая, да? — Фибус переводит взгляд на распушённый хвост птицы.

Я задерживаю дыхание. Я даже не знаю, почему. Ведь статуи не могут ни каркать, ни кусаться.

— Более чем, — бормочу я, пораженная сходством, которого удалось добиться художнику.

Кажется, будто живую птицу мумифицировали в железе. При одной мысли об этом комок подступает к моему горлу.

— Как думаешь, какую птицу она изображает?

Мой язык пульсирует в такт сердцебиению, которое, в свою очередь, заставляет мой голос трепетать, потому что я знаю ответ до того, как Фибус успевает произнести:

— Вóрона.

Никаких колебаний.

Я перевожу на него взгляд.

— Моя мать рассказывала мне об этом. В детстве я ходил вместе с ней в подвал. Я, похоже, был тогда совсем маленьким, потому что я помню, как она сажала меня на бедро, чтобы я мог получше разглядеть это существо. Боже, какие истории она о них рассказывала! Они могли бы заставить даже тебя пересмотреть свою любовь к животным.

Данте, действительно, суждено стать королем, а мне — его королевой. Не знаю, смеяться мне или плакать из-за того, что я совсем не властна над своей судьбой.

— Я слышала эти истории.

Тембр моего голоса всё ещё видоизменен моим учащённым пульсом.

— Мы сидели за одной партой в школе, забыл?

— Директриса Элис рассказывала нам адаптированную версию. Поверь мне.

Он указывает на загнутые когти, которые сверкают, как шипы, а затем на клюв птицы.

— Этих птиц тренировали убивать, и они знали, каковы на вкус сердца фейри.

Я прижимаю ладонь к своему беспокойному животу.

— Зачем кому-то изображать эту птицу?

— Чтобы оставить напоминание о том, через что мы прошли? И кого победили?

Он пожимает плечами, как будто не уверен в своих словах.

— Похоже, когти и клювы срезали с настоящих птиц.

— Каким нужно быть извращенцем, чтобы срезать клюв и когти с животного?

Фибус прищуривается и смотрит на меня.

— Я только что рассказал тебе о том, что эти хищники пожирали сердца фейри, а тебя волнует то, что кто-то отрезал их конечности?

Я на секунду закрываю глаза. Фибус прав. А ещё он пристально меня разглядывает. И если я хочу выйти отсюда с этой птицей, которая определённо не влезет в мой карман, мне надо завоевать его доверие.

Мой пульс учащается и подступает к горлу. Я всерьёз ожидаю, что Фибус позволит мне снять его со стены? А смогу ли я снять его оттуда и подложить в сумку, когда он отвернётся? Что если шипы так глубоко вошли в камень, что мне понадобится какой-нибудь инструмент, чтобы вытащить их?

У меня есть два варианта: вернуться сюда без него и забрать статую позже (если я, конечно, смогу миновать прислугу и повторить танец, который станцевали пальцы Фибуса на замке), либо сказать ему, что эта статуя каким-то образом может посадить Данте на трон. Данте ему такой же друг, как и я. Конечно же, он поможет мне украсть эту статую. Но что насчёт кучки людей, которых я приговорю?

Ох. Ох. Ох.

— Ты выглядишь так, словно тебя сейчас стошнит твоим обедом.

— Я с утра ничего не ела.

— Это просто выражение, Фэл. Почему ты так расстроена?

Я смотрю в его зелёные глаза.

— Ты же знаешь, как я отношусь к животным.

— Точно. Тогда почему бы тебе не выйти из подвала?

Он нежно обхватывает моё плечо и сжимает.

— Я возьму пару монет, и мы…

— Эта статуя входит в твоё наследство?

Он не убирает руку с моего плеча, но перестает его разминать.

— Ты не сможешь выкрасть её так, чтобы мои родители не узнали.

— О. Это не то… Я не собиралась её красть.

Уголок его губ снова приподнимается.

— О.

Сердце начинает стучаться о мои рёбра.

— О?

— Я только что понял, что ты хочешь с ней сделать.

Я сильно в этом сомневаюсь, но приподнимаю одну бровь, чтобы заставить его рассказать мне о его соображениях, пока я не успела рассказать ему всё сама.

— Ты собираешься бросить её в канал, чтобы её больше никто не увидел?

Я сглатываю. Заманчиво.

— Переплавить её в оружие, чтобы припугнуть распускающего руки капитана?

— Хм-м.

Я по-настоящему об этом задумываюсь, поглаживая подбородок, что заставляет Фибуса улыбнуться ещё шире.

Всё это, конечно, забавно, но что если именно так Данте должен захватить трон? Что если её надо переплавить в оружие, которое должно убить короля? Как жаль, что Бронвен не сильно вдавалась в подробности. Я бы не отказалась от буклета с инструкциями.

— Так что?

— Я даже не знаю, где я могу её переплавить.

Я же не могу просто наведаться в кузницу Исолакуори, или засунуть птицу в свою печь?

— Я уверен, что в Раксе полно кузнецов, которые будут более чем рады забрать её у тебя и при этом хорошо за неё заплатят.

Глаза Фибуса становятся такими же блестящими, как у ворона, когда он говорит:

— А знаешь что? Давай это сделаем!

Мой следующий вздох застревает у меня в горле, и я закашливаюсь.

— Это невероятно разозлит моих родителей и избавит меня от источника моих кошмаров. Это что-то типа очищения.

Его руки