– Командир, – говорит он мне. – Пойдем со мной, забери своих людей. Плохие солдаты, озорные, никто их не учил, что воровать нехорошо…

Я как-то даже и не стал разбираться, кто его ко мне направил и сказал, что я командир, – к чему? У меня в голове одна мысль, весьма радостная: ну, если Федька наконец попался на чем-то таком… Отлетался, соколик!

– Так, – говорю я. – Давайте, дорогой товарищ, начнем сначала. Вы кто будете?

Китаец объясняет:

– Зовут меня так-то, я – мелкий и ничтожный купчишка, еле-еле хватает, чтобы прокормить семью. Лавочка у меня неподалеку отсюда, за два квартала. Тысячу раз извиняюсь, господин командир, что посмел привлечь ваше высокое внимание, но я уже слышал от людей, что вашим солдатам безобразничать запрещено. У вас очень правильные порядки, никакого сравнения с японскими чудовищами, которых я вам желаю разбить и прогнать побыстрее…

И начинает решаться в таком вот ключе. Я говорю:

– Стоп, дорогой товарищ купец? Я не девушка, мне ваши комплименты ни к чему. Порядки у нас действительно строгие, и солдатам категорически запрещено хоть в самом малом причинять ущерб мирному населению, к каковому вы, безусловно, относитесь. Давайте к делу.

– Пришли трое солдат, – говорит китаец. – Сунули мне под нос оружие, прижали к стенке и начали брать из лавки все, что понравилось. Тот, что у них за старшего, начал спрашивать, есть ли в доме женщины… Пойдемте, господин командир, заберите их, они там все трое…

Тут я начинаю кое-что прикидывать…

– То есть как это – «заберите»? – спрашиваю я с нешуточным удивлением. – В каком смысле?

Неужели, думаю, поубивал? Нет, не пришел бы ко мне тогда так смело. Оглушил и связал? Но как бы он справился с тремя вооруженными? А ведь как-то справился, иначе не пришел бы ко мне, и ведь не бежал, а спокойно пришел, не торопясь… «Заберите». «Они там».

– Пойдите уж и заберите, – говорит китаец. – Или, если вам самому не полагается заниматься столь ничтожными пустяками, пошлите какого-нибудь фельдфебеля или унтера. Я жил в России еще в те времена, когда у вас был император, навидался ваших уважаемых военных. В любой армии непременно должны быть унтера и фельдфебели…

Нет уж, думаю я радостно. Никаких сержантов и даже комвзвода привлекать не будем. Если там и в самом деле Федька со своими шестерками, я такой случай ни за что не пропущу. Своими глазами полюбуюсь…

– Я сам пойду, – говорю я ему. – Только объясните вы мне, что с ними случилось? Если они все еще там, как вам удалось вырваться и добраться сюда?

Может, подсунул водки с сонным зельем? Тогда все понятно и объяснимо. Они, говорят, мастера на зелья…

Китаец кланяется, лицо непроницаемое, и что у него в глазах – совершенно непонятно. Как было сказано лет через двадцать в кино, Восток – дело тонкое…

– Господин офицер, – говорит он, кланяясь. – Не подумайте, что вашим солдатам кто-то причинил вред. О, никакого! Кто дерзнет причинить вред доблестным русским воинам, прогнавшим с нашей земли японского дракона? Просто так уж вышло, что они вас ждут, целые и невредимые.

Ничего не понимаю. Вижу один-единственный вариант: он им таки подсунул водку с сонным зельем. Может, специально держал бутылочку для таких вот гостей, необязательно наших. Что тут еще можно подумать? Но дело определенно какое-то… мутноватое. А потому кликнул своего ординарца, велел взять автомат, и пошли мы с китайцем. Я прикидываю: если они там лежат вповалку, одурманенные снотворным, так даже лучше, пожалуй, так даже нагляднее. Верил бы я в бога, попросил бы: господи, сделай так, чтобы там оказался именно Федька с дружками.

Китаец по дороге пытался осторожненько расспрашивать, со всей хитрой дипломатией: а какую именно жизнь собираются теперь устраивать господа русские освободители? Как они будут относиться к «ничтожным купчишкам» – ущемлять или нет? Если отшелушить всю витиеватость, к этому и сводилось. Я ответил, как и следовало: мол, мы во внутренние дела вмешиваться не намерены, они тут сами должны устраивать жизнь по своему разумению.

Дошли быстро. Да-а… Сразу стало ясно, почему он тревожился насчет будущего – с большим житейским опытом человек, не мог не слышать про строительство социализма и борьбу с эксплуататорскими классами. Ничтожный купчишка, ага… Дом у него двухэтажный, кирпичный, отнюдь не хибара, во весь первый этаж – не лавчонка, а большущий магазин со стеклянными витринами и солидной вывеской: золотые иероглифы по зеленому. Немаленький двор обнесен стеной – снаружи видно, что ох какой немаленький. Да уж, с таким хозяйством начнешь беспокоиться о возможном раскулачивании…

Ворота высокие, внушительные, крыша на них причудливая, края выгнутые, черепица непривычного вида. Вошли мы втроем в калитку. По периметру двора – что-то наподобие складов или амбаров, чистота во дворе невероятная, хоть бы бумажка валялась…

– Ох ты ж мать твою… – не удержался мой ординарец.

Зрелище и впрямь диковинное… Федька (ага, соколик!) и двое его дружков помоложе (ну да, их-то и можно было тут ожидать) вовсе не валяются в дурмане. Как заверял китаец, живехонькие и здоровехонькие. Ходят они, голубчики, гуськом во двору, по свободному пространству, кругаля нарезают. Не особенно и быстро, словно прогуливаются. В затылок друг дружке, хотя и не в ногу, и у каждого в руках здоровенный узел. Слышно прекрасно, как там бутылки позвякивают. На нас не обратили ни малейшего внимания, идут дальше, ухом не поведя, как гусята за гусыней. Молчат.

Обошли они двор и стали приближаться ко мне. Смотрю… Полное впечатление, что они и правда в каком-то дурмане: лица застывшие, очумелые, глаза остекленевшие, Федька на меня косится, рожа у него прямо-таки страдальческая, но не останавливается, ни слова не произносит, идет дальше со своим узлом. Чудеса…

– Воровать нехорошо, – говорит китаец. – Попросили бы вежливо, я обязательно угостил бы на славу господ освободителей. Грабить зачем? Женщин требовать зачем? Плохие солдаты, господин командир.

Ага, вон и их автоматы, в уголке аккуратно сложены. У меня, признаться, ни особенного удивления, ни желания задавать вопросы. Гипноз, что ли? Читывали мы про гипноз… А, какая разница? Главное, Федька с приятелями угодили как кур в ощип, и от трибунала их сейчас не спасет никакое чудо. Застигнуты за мародерством лично командиром роты, ординарец свидетель…

Повесил я себе на плечо Федькин автомат, велел ординарцу забрать остальные два. Говорю китайцу:

– А как теперь их… Ну, чтобы прекратили ходить?

Китаец отвечает:

– В два счета, господин офицер…

Подошел, хлопнул по плечу Федьку, что-то ему сказал тихонько – и Федька остановился. Смотрит на меня, голову повесил, чует кошка, чье мясо съела… Китаец то же самое проделал с остальными двумя – и они тоже очнулись.

– Ну, – говорю, – соколики, кладите узлы, не ваше. И шагом марш за ворота.

Повел автоматом для убедительности, они и поплелись. Даже не пробуют ныть или изворачиваться – не отошли еще…