Осматривая комнаты, он думает про Стройкову. Она, конечно, уже не молода; лет сорок, а то и пятьдесят. Чем больше он думает, тем сильнее убеждается в своей правоте: если Шара за время на посту премьер-министра так упорствовала в восстановлении экономики Континента, с кем же еще она могла общаться, как не с главным континентским магнатом? С той, с кем вдобавок у нее была личная связь? «И, возможно, они стали союзницами, — думает Сигруд, идя к лестнице. — Достаточно близкими, чтобы, когда Шаре понадобилось спрятать дочь, она сумела обратиться и попросить…»

Это все теории. Но больше у него ничего нет.

— Пора убираться отсюда, — говорит он и, выключив фонарь, начинает подниматься по ступенькам.

Он выходит в столовую, идет по коридору и направляется к стеклянным дверям, ведущим в задний дворик, за которым протекает ручей.

Он кладет руку на дверную ручку.

— Ты же не уйдешь так быстро, верно? — раздается позади.

Сигруд прыгает в сторону, разворачивается и выхватывает нож, готовый атаковать… но в вестибюле никого нет.

Взрыв смеха. Тот же голос произносит:

— Ой-ой-ой, а ты нервный, да? Знаешь, что тебе нужно? Отпуск.

Сигруд опускает голову набок. Потом встает и подходит к зеркалу, висящему на колонне.

Приближаясь, он видит лицо: сайпурка средних лет с глазами любопытного янтарного цвета. Она ему улыбается со смесью жалости и насмешки.

Он смотрит в зеркало. «Великий мороз Олвос. То самое чудо, которым так часто пользовались Шара и Винья…»

— Ты же знаешь, что это такое, верно? — говорит женщина. У нее гортанный сайпурский акцент — грубый, из какой-то сельской местности вроде Тохмая. На ней теплое пальто и шарф. — Ты это уже видел.

Он подходит ближе, приближает лицо к зеркалу, вглядываясь в ее комнату.

— Так увлекся мной? — с ухмылкой спрашивает она. — Если да, то вы ужасно прямолинейны, сэр.

Он ее игнорирует, выгибает шею, заглядывая в отражение, видит стол под зеркалом… и стены по обе стороны, также покрытые зеркалами. Его зрячий глаз широко распахивается: в зеркалах отражается, происходящее по всему Сайпуру и Континенту, в местах вроде особняка премьер-министра и Мирградской палаты Отцов Города.

«Они пользуются Морозом на уровне, которого я никогда раньше не видел, — думает он. — Окна в каждую важную комнату Сайпура и Континента…»

Женщина поражена — она явно не ожидала, что он воспользуется двусторонней связью — и быстро снимает зеркало со стены.

— Ну-ну, — говорит она. — Не суй свой нос куда не надо.

Он следит, ощущая легкую дурноту, как вид в отражении неистово вертится. Сайпурка идет вместе с зеркалом в темную комнату.

По пути Сигруд замечает потолок: дуб, известняк, пятна цветущей плесени.

— Я тебя знаю, верно? — говорит женщина. — Да… Я видела тебя давным-давно, в Вуртьястане. Ты даувкинд, не так ли? Бесхребетный дрейлингский сукин сын, который убил тех солдат. — Она снова смеется, но на этот раз сердито. — Я вообще-то люблю свою работу, но твоя смерть порадует меня больше обыч…

— Аханастан, — говорит он.

— М-м? Чего?

— Ты в Аханастане, — говорит Сигруд.

— Да ладно? С чего ты взял?

— Известняк, — отвечает Сигруд. — И красный дуб. И то и другое встречается там часто. И твой шарф. В Сайпуре еще довольно тепло. И ты не работаешь на министерство, верно?

Она ухмыляется.

— Почему ты так говоришь?

— Будь оно так, — отвечает Сигруд, — ты бы дала знать своим оперативникам, что стерегут имение снаружи, и мне пришел бы конец.

— О, хороший довод. Но тебе все равно конец.

Сигруд смотрит на окна. Никакого движения. Он поворачивается к женщине, приподняв бровь.

— Ты не сбежишь от него, — говорит сайпурка. — Он повсюду. Он во всем. Там, где есть тьма, там, куда не проникает свет… Он тут как тут.

— Тогда почему его здесь нет? — спрашивает Сигруд. — Тени густые. Почему я не слышу шепот твоего хозяина?

И тут он слышит кое-что другое: далекий хриплый грохот, который, несомненно, издает дробовик.

Сигруд смотрит на переднюю дверь, обеспокоенный.

Женщина смеется.

— Ну вот, — говорит она. — Он тут как тут!

Сигруд быстро соображает. «Министерские оперативники не пользуются дробовиками. — Раздается еще один гулкий выстрел. Откуда-то с севера, со стороны главных ворот. — Значит, там стреляют не люди министерства… Но в кого они стреляют?»

Женщина широко улыбается ему.

— Видишь? — говорит она. — Я же сказала, что тебе конец.

Сигруд разбивает зеркало кулаком. Потом бежит к стеклянным дверям во внутренний двор. Приседает, выглядывает наружу и слышит треск выстрелов из пистолета в южной части имения.

— Они со всех сторон, верно? — говорит он. — Она тянула время.

Дрейлинг трет подбородок, размышляя, что же делать. Видимо, она засекла, как он вошел в особняк, и уведомила свою команду о его местонахождении. «Я не знаю, сколько их… — думает он. — Но достаточно, чтобы расправиться с четырьмя или пятью оперативниками министерства, которые размещены вокруг стен имения». А у него только водонепроницаемый фонарик и нож.

Сигруд окидывает взглядом совершенно пустую комнату, пытаясь придумать, как ему использовать окна, двери, шторы, лампы…

Его взгляд задерживается на золотом рожке.

«Газовые лампы».

Он размышляет. Хоть какая-то идея, и все же…

«Мне бы хотелось хоть раз, — думает он, — придумать выход из положения, при котором не надо почти взрывать самого себя».

Он бежит вниз. Времени осталось немного. Имение большое, так что его противники не сразу попадут в главный дом, но у него в запасе, скорее всего, считаные минуты.

Он мчится в комнаты для слуг, в кухню Шары. Хватает штук десять бутылок сливового вина и яблочного бренди и бросает в печь. Закрывает ее и выкручивает температуру на максимум. Слышит, как внутри щелкают и шипят горелки, зажигаясь.

«Это дурацкая идея», — думает дрейлинг. Но не останавливается.

Он кидается через покои для слуг, включая на своем пути все газовые лампы на полную, но не зажигая. Они шипят, заполняя коридор вонью, и воздух дрожит, наполненный газом.

«Они будут следить за дверьми, — думает он. — И за окнами. Как же мне выбраться?»

Он бежит наверх и открывает газ во всех лампах в вестибюле. Потом, вспомнив план особняка — есть еще второй этаж, с деревянными стенами, — мчится по главному коридору, находит большую лестницу, которая уходит наверх, изгибаясь, и спешит по ступенькам.

Он бежит на восток, прочь от помещений для слуг, мимо больших спален и гостиных, совершенно пустых. Приостанавливается возле одной комнаты, подбирается к окну. Собравшись с духом, выглядывает наружу.