– А если я откажусь, вы отправите меня в Англию?

– Нет, потому что твоя мать, уверенная, что ты будешь там постоянно подвергаться опасности, просила ни я коем случае этого не делать. Помнишь, в Лондоне я познакомил тебя с Франсуа Ньелем, он приедет справить Рождество вместе с нами. Это самый прекрасный человек на земле, но у него нет сына. Ты можешь отправиться с ним в Канаду, это наша общая родина. Я знаю, Франсуа сделает все, чтобы тебе у него было хорошо. Но в любом случае, что бы ты ни решил, знай – ты Тремэн и имеешь те же права на мое наследство, что и Элизабет, и Адам...

В течение нескольких мгновений в комнате раздавался только стук медного маятника на больших стенных часах, такой же медленный и строгий, как стук могучего сердца. Затем Артур тихо спросил:

– Должен ли я ответить сейчас же?

– Нет. Можешь подумать. Но до того лишь дня, когда Франсуа приедет в Тринадцать Ветров. Последнее, и я ухожу: не забывай, если ты все же решишься нас покинуть, мы все будем сожалеть и, быть может, тосковать...

Схватив трость и шляпу, Гийом быстро вышел, чтобы скрыть волнение. Ему хотелось заключить в объятия этого маленького упрямца с глазами Мари-Дус... О, эта пытка неизвестностью, как долго продлится она?!

Артур позвал его через два дня. Гийом пришел порядком встревоженный, но если он ожидал длительных объяснений и выворачивания души наизнанку, то ошибался– Артуру это было чуждо.

Мальчик сидел там же, возле камина, но на этот раз с иголочки одетый, на коленях у него возлежала кошка по кличке Левкой.

– Отец, – заявил он с чисто британской выдержкой, что вовсе не помешало Гийому принять это слово, как подарок Небес, – я выздоровел. Не думаете ли вы, что мне пора возвращаться домой?

Слишком взволнованный, чтобы говорить, Тремэн скинул кошку с колен сына, взял мальчика за плечи и поставил его рядом с собой, затем на мгновение с силой прижал к себе, пытаясь сдержать радость и одинокую мужскую слезу. Отпустив мальчика, Тремэн направился к двери.

– Тринадцать Ветров ждут тебя... Мы все тебя ждем! Я пришлю за тобой карету.

– Я хотел бы вернуться верхом.

Гийом улыбнулся. Да мальчишка на него похож еще больше, чем он думал!

– Ну конечно! Я пришлю Дагэ с Селимом...

Встреча прошла грандиозно. Элизабет и Адам встретили Артура у въезда в усадьбу и проводили до парадного крыльца, где Гийом пожелал мальчику счастливого возвращения. Затем был праздничный ужин, мадам Белек приготовила восхитительное суфле из омаров, которое стряпала только в особо торжественных случаях. Пили шампанское и даже произносили тосты, особую оценку и аплодисменты вызвал тост Джереми Брента, произнесен он был не очень четко, но зато с чувством. Отныне никто не сомневался: Брент счастлив в Тринадцати Ветрах. Гийом решил, что он будет учить и воспитывать обоих мальчиков, и эта перспектива наполнила радостью сердце юного наставника.

Со следующего дня в Тринадцати Ветрах начнется повседневная жизнь, и Артуру придется привыкать к ней...

Сидя в церкви между Элизабет и Адамом, Артур почти не следил за торжественной церемонией, размышляя обо всем, что произошло за последние несколько недель. Мать воспитывала его в любви к Богу, и мальчик действительно его любил, но это вовсе не мешало ему изнывать от скуки во время месс, за исключением тех случаев, когда пение и музыка трогали его сердце. Особенно ему нравился орган.

К сожалению, орган в церкви Сен-Васта, подаренный ей аббатом Фекампом, сильно пострадал во время Революции. Как, впрочем, и все здание, и, несмотря на гирлянды из омелы и огромные охапки остролиста, которыми женщины постарались замаскировать раны, церковь выглядела плачевно, так же как и обезглавленные, обезображенные статуи. Напротив, заалтарная картина с изображением Троицы почти не пострадала, ее, конечно, запачкали, осквернили, но при этом почти не тронули. У санкюлотов просто не хватило времени, чтобы снять ее, разбить и сжечь на костре, как они поступили с фигурой распятого Христа, венчавшей первоначально арку у входа на хоры. Рядом с фигурой Христа проходила галерея, служившая, как и во всех церквах Котантена, местом проведения торжественных церемоний: под распятием собирались свадебные процессии, здесь же в день похорон устанавливали гроб с телом покойного.

Но, несмотря на убогое убранство церкви, в мессе все же было свое очарование. Воздух наполняли ароматы свежей зелени, ладана и воска, которым натерли скамьи. Гимны в честь Рождества, которые не очень стройно, но зато с энтузиазмом выводили горожане, порой достигали подлинного величия. Артур знал несколько гимнов, но пел настолько фальшиво, что воздержался присоединять к поющим свой голос. Это позволило ему внимательно понаблюдать за собравшимися в церкви прихожанами. Многие лица ему были уже знакомы, но рядом с одной из колонн он заметил двух женщин, весьма его заинтриговавших. Во-первых, потому, что, несмотря на огромное стечение народа, им все же удалось держаться на некотором расстоянии от толпы, во-вторых, потому, что их траурные одежды и вуали из черного крепа резко выделялись на фоне белоснежных нормандских чепцов, которые так красили местных женщин. Неф походил на поле белых цветов, среди которых кое-где торчали грустные шляпки и непокрытые головы мужчин в голубых свежеотглаженных воскресных блузах и с круглыми шляпами, величественно прикрывающими животы.

Среди прихожан были и другие женщины в трауре, но эти две производили впечатление какой-то таинственной грусти, чем пробудили в мальчике любопытство. Он тихонько ударил Элизабет локтем в бок. Она тотчас наклонилась к нему, не отрывая, впрочем, глаз от молитвенника:

– Что случилось?

– Две женщины в черном, вон там, возле второй колонны... Кто они?

Девушка подняла глаза, посмотрела, затем покачала головой и одновременно пожала плечами.

– Понятия не имею! Впервые вижу! Но мы редко ходим к мессе в Сен-Васт. А почему они тебя заинтересовали?

– Не знаю. Какие-то они... странные.

– Скажешь тоже!

Гийом вскинул брови, и на этом их диалог прервался. Но Элизабет улучила все же момент и шепнула:

– Спросим у мадемуазель Анн-Мари. Она здесь знает всех.

Последнее благословение, и верующие высыпали на паперть. Служба как началась, так и окончилась звоном колоколов, только небо очистилось от туч, и солнце весело освещало небольшую толпу, поджидающую выхода Тремэнов: фермеры, рыбаки, знатные горожане, друзья и просто знакомые, бывшие военные и городские кумушки – все хотели поболтать с Тремэном. Гийом тем временем, задержав Артура, благодарил кюре за прекрасную проповедь, из которой мальчик не запомнил ни единого слова, и за добрые слова приветствия новому члену их семьи. Артур буквально приплясывал от нетерпения, так хотелось поскорее поговорить с мадемуазель Леусуа, которая в сторонке болтала с Франсуа Ньелем, Элизабет и Кантенами. Артур не сводил глаз с заинтересовавших его особ, они медленно удалялись от церкви, та, что повыше, поддерживала приятельницу. Женщины подошли к двуколке, возле которой мирно жевала сено привязанная к дереву крепкая лошадка. За все время, что Артур наблюдал за ними, дамы ни с кем не обмолвились словечком.