– Зверо-б-бой. Он защищает от…

– А это? – Он схватил холщовый мешочек, внутри которого что-то перекатывалось. – Тоже какое-то средство, годное лишь на то, чтобы пугать крестьян? Я еще понимаю, если бы ей поверили няньки, они простого звания, но вы, Литтлтон? Вы меня разочаровали. Будьте уверены, это происшествие не останется без последствий.

– Ее величество приказывали… – начала старушка, чуть не плача.

– Если маленькой шарлатанке удалось одурачить вашу королеву, вы, как леди ее двора, должны краснеть от стыда, а не плясать под ту же дудку!

Заходилась в лае Эос. Дети хватали гувернантку за ноги и ревели. Им никогда еще не приходилось видеть отца разгневанным, и он почувствовал укол стыда, но уже не мог остановиться.

Как же он ненавидел эту кликушу. Она здесь лишняя, она все испортит!

– Schande! Всю эту мерзость снять. – Он обвел рукой детскую – замусоренную, оскверненную. – Немедленно! А вы, Агнесс Тревельян, подите прочь, и чтобы духу вашего здесь не было! Вам все понятно? Держитесь подальше от моих детей! Появитесь еще раз, и я запру вас в тюрьме, пусть это и против всех здешних законов! Прочь!

Подгоняемая окриками, точно хлопками бича, Агнесс выскочила из детской. Где она, как сюда попала и куда ей теперь, девушка не имела ни малейшего представления. Голова шла кругом. Букли растрепались и липли ко лбу, застилая и без того затуманенный взор. Она прислонилась к стене, чтобы перевести дыхание, но вскинулась от лая борзой и, не разбирая дороги, помчалась по коридору. Все равно куда, лишь бы прочь!

Принимать решения она предоставила ногам, потому как думать уже не могла. В голове клокотала обида, точно варево в котелке миссис Крэгмор, и мутной пеной над ней вскипала ярость.

Почему, ну почему принц устроил ей такой разнос? И нет бы ей одной – милейшая леди Литтлтон тоже схлопотала нагоняй! А ведь обе они выполняли приказ королевы, которая, между прочим, властвует над всем, включая своего мужа. Он-то ей не соправитель, а всего-навсего консорт, а следовательно, никто. Выскочка из какого-то княжества, а уж задается! Помолчал бы.

Агнесс оглянулась, опасаясь, как бы он не расслышал ее мысли, уж очень громко они думались. Но погони не было. Долго еще принц будет бесноваться, срывая со стен плоды ее многочасовых трудов. До овечьего сердца, центрального элемента этой кропотливо сложенной мозаики, он тоже рано или поздно доберется. И тогда детская останется без защиты. Если злые духи захотят туда наведаться, то войдут беспрепятственно. Над принцем и принцессой, такими славными крошками, нависла угроза!

Выход напрашивался один: срочно отыскать королеву, пасть ей в ноги и взывать о справедливости, до тех пор, пока все амулеты не будут возвращены на свои законные места. А принц пусть у себя в Кобурге командует. Да что он вообще понимает в исконном английском волшебстве?

Выдохнув, Агнесс разжала кулак и посмотрела, что же у нее в руке, такое мягкое и шелковистое. Это была шелковая роза с подола ее платья. Отшвырнув бесполезное украшение, девушка задумалась. Чтобы отыскать королеву, придется вновь пройти мимо детской. А уж если она в третий раз попадется принцу на глаза, ей точно несдобровать. Такие, как он, грели руки у костров, на которых сгорали такие, как она.

Неужели нельзя спуститься вниз, избежав столкновения с консортом? Должна же в замке быть лестница для прислуги, и, пожалуй, даже несколько. Агнесс лихорадочно огляделась. Хоть бы один лакей поблизости! Но дворцовая челядь, видимо, проявила благоразумие и ретировалась при первых звуках грозы, оставив коридоры под присмотром гулкого эха. Спросить дорогу было не у кого.

Разве что постучаться в ту дверь, из-за которой доносился тихий плеск? Напрягая слух до предела, девушка подкралась к ней и замерла в нерешительности. Да, в комнате кто-то был. Сквозь журчание воды слышалось невнятное бормотание, становившееся то громче, то тише, но не терявшее своей монотонности. Уж не принимают ли там ванну, подумала Агнесс и тут же взмолилась, чтобы ванна была для ног.

Потому что войти все равно придется. С восточного конца коридора к ней, оскалившись, летела тонконогая борзая. Мышцы на груди псины вздымались, зубы кусали воздух. Запаниковав, Агнесс подергала за ручку, но дверь не поддавалась. Древесина, словно набухшая от влаги, со скрипом терлась о камень. Тогда Агнесс что было сил рванула дверь на себя и, не глядя, ввалилась в комнату. Лай в коридоре звучал теперь глухо, а потом по непонятной причине превратился в скулеж. Вскоре и подвывания затихли, но девушка не спешила выходить. Нужно хотя бы дыхание перевести, а то попадает из одной переделки в другую!

Прищурившись, она осмотрелась в новом помещении. По всей видимости, это одна из гостевых комнат. Единственным источником света служил зазор между гардинами. В полутьме проступали контуры кровати под балдахином, виднелся туалетный столик с черным провалом зеркала, а старомодный громоздкий предмет в углу, по всей видимости, был гардеробом.

Перед занавешенным окном стояло кресло, в котором и располагался источник звуков. По овальной спинке струились волосы, длинные и седые, и Агнесс не сразу поняла, кто перед ней – джентльмен или дама. Но кто бы это ни был, внезапное вторжение не произвело на него должного эффекта. Человек в кресле даже не обернулся. И лишь когда в его бормотании начали появляться слова, точно комки подгоревшего овса в каше, Агнесс поняла, что имеет дело с джентльменом, причем пожилым. Голос был скрипучим, старческим.

– Сплиш-сплаш, волны бьют о ступени. Вода поднимается, поднимается вода, – бубнил он. – Вода повсюду, и не видно уж ни Лондонского моста, ни купола Святого Павла, только грязная, вонючая вода. Во-дааа. Вооо-да.

– Простите, сэр, что я к вам вот так, без стука, – неловко начала Агнесс. – Вы не подскажете…

Он встал и обернулся к ней – большой и грузный. Вскрикнув, девушка отступила.

Смутил ее не костюм джентльмена, состоявший из ночной сорочки, поверх которой, уж непонятно зачем, болтался какой-то орден на золотой цепи. Страх внушало его лицо. Оно казалось не просто опухшим, а как будто состояло из мешочков с жиром, и они дрябло колыхались, когда он тряс головой. Нижняя губа отвисла, обнажая желтые зубы, искрошившиеся почти до десен. В затянутых бельмами глазах подергивались голубоватые зрачки. И хотя его лицо было одним из самых омерзительных, которые ей доводилось видеть, в его чертах мерещилось что-то знакомое. Где она видела этот крючковатый нос?

Старик повел головой, вслушиваясь в шелест юбок. Он был слеп.

– Эмили? Это ты? А?

Стараясь двигаться как можно тише, девушка продолжала пятиться и замешкалась, лишь когда, прямо у нее на глазах, незнакомец прошел сквозь кресло. На душе сразу полегчало. Для человека он был невообразимо уродлив, но в мире духов свои эстетические каноны, и в них он пока что вписывался. Вот бы он еще и стоял на месте, а не пытался нащупать ее отекшими руками.

– Вода поднимается, детка. Воо-даа, – приговаривал он. Орден подпрыгивал и хлопал по грязному полотну сорочки. – Но ты не бойся, я тебя спасу. Да, спасу! Дай мне свою лапку, мое сокровище, и я отведу тебя на крышу.