– Иди сюда.

Голем послушно приблизился, повернулся к хозяину спиной и наклонился. Оттянув воротник Эдама и откинув длинные волосы голема, Шармаль с заметным усилием оторвал полоску кожи – от ямочки под затылком и до точки между лопатками. Вернувшись к столу, он на миг замер, глядя в окно глазами, похожими на донца бутылок.

Затем взялся за маркер.

Не отрывая «фитиля», банкир выписал на оторванной полоске гематрицу – сложную и замысловатую. Все время, пока он был занят счислением, а потом – записью, голем напоминал статую, застыв в неудобной позе. И пошевелился лишь тогда, когда Шармаль вернул кожу на место, где она и приросла, не оставив шрамов.

– Спасибо, хозяин.

Голем сейчас походил на человека, под завязку накачанного энерджайзерами.

– Иди, Эдам.

Нет, профессор Штильнер всего этого не видел. Но неделю подряд в любом блеске – вывески, солнечного зайчика или блика на металлизированной поверхности – ему мерещился значок, украшавший лацкан Луки Шармаля. Спираль со звездой. Умей профессор читать по-гематрийски, он прочел бы надпись, с большим искусством вырезанную на спирали:

«За чистоту!»

Такие значки носили лидеры движения гематров, категорически протестующего против смешанных браков и рождения детей с утраченными расовыми свойствами.

Но увы, Штильнер не мог подняться над происходящим.

Он мог лишь радоваться успеху переговоров.

– Куда желает лететь счастливый бвана?

– В ресторан, – ответил профессор, подмигивая извозчику.

I

Реальность окружила Лючано, словно бойцы спецназа – террориста-неумеху: сразу, без предупреждения, лишая шансов на побег. Вот только что мы тянули за нити, склонясь над «волшебным ящиком» – и вот мы снова торчим столбом на окраине Эскалоны, в двадцати шагах от ограды снятой Юлией виллы.

Он качнулся, теряя равновесие. Пару секунд отчаянно балансировал на ровном месте, цепляясь руками за воздух, а взглядом – за вкрадчивую осень Террафимы. Не упал, чудом удержавшись на ногах. Мягкое солнце золотит крыши и листву, ограда виллы, слепящий блик в окне – в том же, что и минуту назад.

Минуту?

Лючано взглянул на часы. Перед «обмороком» он времени не засекал. Поэтому затруднился сказать, сколько занял лже-сон. Вряд ли больше пяти минут. Мальчишка-курьер удрал – видно, испугался, что адресат впал в каталепсию. Ладно, на почту зайдем позже.

Шестое отделение? Надо не забыть.

Он направился к калитке, стараясь думать о разных пустяках. Главное, не дать мыслям сконцентрироваться на главном: что, накройтесь вы все черной дырой, происходит со мной? С Лючано Борготтой по прозвищу Тарталья?!! Грезы наяву? Во что превращает свой новый дом поселившийся на чердаке беспризорник – огрызок флуктуации?!

В парке его никто не встретил. Клены-мутанты, ломкие и манерные, тянули руки к елкам, похожим на рыбьи скелеты. Яблоня-дичка обмоталась монистами из мелких, глянцево-красных плодов. Над клумбами роились насекомые: собирали нектар или жрали друг друга. Лючано поднялся по ступенькам, приложил ладонь к идентификатору.

Его впустили без промедления.

– Госпожа Юлия у себя. Вас проводить?

– Спасибо, я помню дорогу.

Ковры. Полированный камень перил. Гобелены коридора. Призрачное свечение ионизированного воздуха.

– Добрый день, – раздался из-за двери голос Юлии.

Он поискал глазами камеру слежения, с помощью которой хозяйка засекла его приход, не нашел, мысленно махнул рукой и толкнул дверь.

– Я не помешал?

Настольный терминал работал в коннект-режиме. Занятая разговором, Юлия сделала выразительный жест, адресуя его гостю: мол, присядьте, обождите – я сейчас. Всем своим видом извиняясь за несвоевременное вторжение, Тарталья на цыпочках проследовал к креслу.

– …представляете? Безобразие! Задержали рейс на двое суток!

Голос показался Лючано знакомым. Он невольно глянул на голосферу, парившую над столом, и задохнулся от изумления. В сфере, с обычной для него экспрессией, размахивал руками, возмущался и брызгал слюной профессор Штильнер! Обильно поседевшие волосы, расчесанные на прямой пробор, двумя волнами парили над висками, напоминая конденсационный след за аэроглиссером. Дряблую кожу на щеках густо пронизали склеротические жилки, кончик носа побагровел от возбуждения. Но ни годы, ни крах любезных сердцу предприятий, ни очевидные итоги беспробудного пьянства не смогли угасить кипучей энергии Адольфа Фридриховича.

– Забастовка персонала у них, видите ли!

Тарталья на всякий случай ущипнул себя за мочку уха. Не грезим ли мы наяву? Не вернулись ли недавние видения?! – сейчас объявится Лука Шармаль, спляшет джигу…

Нет, профессор никуда не исчез.

– …билет на другой корабль. Одолжение! Вы представляете! Они, черт их побери, сделали мне одолжение! Голубушка, я смогу быть у вас не ранее, чем завтра пополудни! Как вы думаете, мне стоит подать жалобу на администрацию космопорта?!

– Успокойтесь, профессор, – Юлия так улыбнулась Штильнеру, что Лючано на миг позавидовал космобестиологу. – Не надо ни на кого жаловаться. Я компенсирую вам все издержки. На какой корабль вы взяли билет?

– Ах, сударыня, я же не из-за денег! Что деньги? – суета. Мне просто невтерпёж… Да, корабль! Эта лохань называется «Протей». Рейс LH 17/345. Прибытие на Террафиму…

«Точно, лохань! – Лючано вспомнил грузопассажирское корыто, на котором «Вертеп» летел на Китту. – Прав гений…»

– Я сама уточню время прибытия. Вас встретят и проводят ко мне. Не волнуйтесь, один день задержки ничего не меняет. Надеюсь вскоре познакомиться с вами, как говорится, непосредственно.

– А уж я-то как надеюсь! – вскипел Штильнер. Во время задержки рейса он успел пропустить стаканчик-другой. И, право слово, это был не чай с малиновым вареньем. – Ох, простите! Они объявили начало посадки!

– Удачи, профессор.

Голосфера погасла.

Развернувшись вместе с креслом, Юлия в упор посмотрела на Лючано. Она не улыбалась, ничего не говорила – молчала и смотрела. Знает ли помпилианка, что Штильнер – отец близнецов? Наверняка! Таких совпадений не бывает. А вот наша осведомленность – это для нее тайна.

«Держи язык за зубами, малыш…»

«Помалкивай, дружок!..»

– Простите мою бесцеремонность. Вломился посреди делового разговора с видным космобестиологом…

– Борготта, вы меня удивляете. Вы знакомы с профессором Штильнером?

– Имел честь. Пересекались на Сечене, у графа Мальцова. Я формировал труппу «Вертепа», а профессор хвастался своим исследовательским центром. Граф был в числе спонсоров. Рад буду снова увидеть Адольфа… э-э… Фридриховича.