— А они твою тарелку не сломают?

— Тарелку? — не понял Экзюпери.

— Ну, корабль твой, — баба Ксюша поставила перед ним перевёрнутую супницу и постучала пальцем по дну.

— Ах, это, — пришелец улыбнулся. — Я забыл, что в вашем языке у слова «тарелка» есть несколько значений. Нет, челнок в безопасности. Он будет невидим, пока я не активирую его. Нужно только до него добраться.

Лучи апрельского солнца золотили пушистые вербные почки в вазе и светлые волосы инопланетянина. Чешуйки на его руке на месте раны медленно затягивались свежей кожей.

— Эх, была не была, — сказала баба Ксюша. — Помогу тебе вернуться домой.

* * *

Когда на город опустились сумерки, баба Ксюша вышла во двор на разведку. Убедившись, что парни в спортивных куртках не караулят под окнами, она встала под окнами и махнула рукой. Через несколько минут из подъезда, опасливо озираясь, вышел Экзюпери. На нём были мешковатые брюки, белая майка и огромный пиджак с жёсткими плечиками. Вместо пропитанной кровью одежды баба Ксюша отдала пришельцу костюм покойного мужа. Пиджак был велик, и Экзюпери казался первоклассником в школьной форме старшего брата.

Стоял тёплый апрельский вечер. Закат отражался в оконных стёклах, ветер гнал по асфальту тополиный пух. Мальчишка в красной кепочке сидел на корточках и веткой рисовал в пыли. Баба Ксюша и Экзюпери пешком дошли до остановки.

Они ехали мимо дремотного весеннего города. Мимо реки, укрытой туманом, как мягким одеялом. Мимо старинных зданий с кое-где отколотой лепниной: всё ещё торжественные и величавые, они напоминали красивых стариков, которые уже разрушаются, но пока не теряют гордую осанку. Мимо скверов и фонарей, мимо берёзок с клейкими молодыми листьями, мимо того самого рынка, где торговцы уже свернули палатки.

Пришелец, вжав голову в плечи, смотрел на сцепленные в замок кисти. Баба Ксюша то и дело дёргала его за локоть, упрашивая:

— Смотри, смотри! Хорошо же!

Ей хотелось рассказать, что город этот красив, что на Земле весна, что цветут деревья, а дворовые кошки гуляют по крышам. Но она не находила в себе нужных, правильных слов. Наконец, ПАЗик остановился за городом.

К тому времени совсем стемнело. Автобус скрылся в клубах пыли, дорога стала пустынна. Баба Ксюша осторожно спустилась с насыпи, придерживая руками клетчатую юбку. Прошлогодний репейник цеплялся за подол. Экзюпери, хрустя сухими стеблями, стал ломать кусты, размахивать руками, шарить в пустоте, будто ловил нечто эфемерное, как сам туман. Баба Ксюша следила за ним с тревогой. А если не найдёт свою тарелку? Как же он останется на Земле, да в такое неспокойное время?

Вдруг что-то тихо щёлкнуло, и воздух пошёл рябью. Будто мираж, проступил среди поломанных кустов странный аппарат, похожий на гигантское металлическое яйцо. Он прочно стоял на трёх кривых лапах. Слабо мигали на корпусе зелёные лампы. Баба Ксюша не удержалась и ласково, точно кошку, погладила межзвёздный корабль по холодному боку.

Челнок оказался совсем не похож на тарелку. Экзюпери нажал на какую-то панель, и дверь отъехала в сторону.

— Ну, вот и всё, — пришелец обернулся. — Может быть, полетите со мной?

— Да куда мне? Я старая, и внуки все здесь.

— Хорошо, что вы не согласились, — Экзюпери смущённо улыбнулся. — Вообще-то, челнок не рассчитан на двоих. Сам не знаю, зачем я это предложил.

Баба Ксюша на прощание протянула ему узелок с банкой домашнего лечо и упаковкой печенья. Мало ли, сколько ему придётся добираться домой? Проголодается ещё.

— Ты прилетай ещё, — попросила она. — Только не сейчас, а лет через сто.

Экзюпери забрался в челнок, дверь за ним закрылась. Воздух вновь пошёл рябью. Миг — и на месте, где была тарелка пришельца, остались только изломанные кусты и сухой репей.

Баба Ксюша не знала, куда он отправился, но ещё долго смотрела в огромное, усыпанное звёздами небо и махала рукой.