ночь знаменья всякие,

Да шорохи окрест.

На куполе Исакия

Как туз трефовый крест.

Дорогами окольными.

Бочком как будто вор.

Вновь месяц как Раскольников

Проходит в темный двор.

Опять при мертвом свете том

Ползет по этажам,

Уже почти столетие

Кого-то ищет там.

Обрывки фраз до Невского

Доносит шепотком,

«Вам, сударь, Достоевского? —

Пошел в игорный дом».

Русский Парнас в рассеянии

Там в этой книжной лавке,

Где букинист рассеянный

Чахнет на старом прилавке.

Русский Парнас в рассеянии.

Книги стоят рядами

В темном углу скучая.

Нетронутые годами

Возле халвы и чая.

Непроданная поныне

Горечь русской души —

Этот рыдал в Берлине,

Тот голосил в Виши.

Этот поэт без звания,

Тот – титулованный князь;

У князя давно графомания

В скитаниях развелась.

Тлеют давно страницы.

Выцвело имя поэта,

Лирик скончался в Ницце,

Трагик в Бельгии где-то.

Слава их редко тешила,

Статуи им не высила,

На шеи наград не вешала.

Не клала венков на лысины.

Жили с мечтой о чуде —

Хоть в виршах восстать из мертвых!

Только стихи как люди —

Мало стихов бессмертных.

Многих уже не стало

В майской звенящей сини.

На кладбищах полыхала

Сирень, как тогда в России.

Спит букинист у кассы,

Похрапывает глухо,

В стаканчике из пластмассы

Чай и дохлая муха.

Робко через оконце,

Грязную раму минуя,

Входит мутное солнце

В эту тоску земную.

Спит букинист, не слышит,

Как обкарнав сатирика.

Трагика съели мыши

И доедают лирика.

Новогоднее

В декабре вспоминается май,

Вспоминается юность все чаще.

Мокрый Киев, веселый трамвай

На зеленую площадь летящий.

Там в саду за кривой мостовой

В синих блестках и ливня и мая.

Ты стоишь под сиренью густой.

На свиданье меня поджидая.

Мы по площади старой пойдем,

Мы еще не предвидим разлуку,

Как чудесно под этим дождем!

Как волшебно держать твою руку!

Я совсем еще юноша, я

Нерешительный и неуклюжий,

И в глаза твои жадно глядя,

Попадаю ботинками в лужи.

Как привольно, как радостно тут

По проулкам шататься без цели!

Водосточные трубы поют

И грачи от весны оголтели.

Счастье жизни – хмельное вино,

Город так по-весеннему светел…

Боже мой! Как все это давно!

Как давно это было на свете!

Тридцать первое декабря.

Шторы окон опущены низко.

Неуверенный свет фонаря

Освещает клочок Сан-Франциско.

Шум кварталов к полночи иссяк.

Тротуары пустынны и сизы,

Лишь стоит охмелевший босяк

На углу, словно башня из Пизы.

Я в гостинице этой опять,

Я давно уже маюсь по свету.

То же кресло и та же кровать

И уюта по-прежнему нету.

Где-то там за домами луна.

Стих мой дом, заварю себе чаю.

Вот дошел до чего! Без вина

Новогодние ночи встречаю!

Без вина, без подруги моей,

Без веселой пирушки – куда уж!

Растерял я по свету друзей,

Всех подруг своих выдал я замуж.

Был я молод и ветрен тогда,

К тем остыл, эти бросили сами.

Не сыскать их уже никогда.

Устарел мой блокнот с адресами.

Все ушло навсегда и не жди.

Унесло как плоты по теченью,

И трамвай, и весну, и дожди,

Что проходят над русской сиренью.

И косматый обрыв у реки,

Где от вязов корявые тени,

И касание милой руки

С ароматом дождя и сирени.

«Опять октябрь листвой сверкая…»

Опять октябрь листвой сверкая

На землю по садам пустым.

Как Зевс когда-то на Данаю,

Пролился ливнем золотым.

Шуршит, звенит листва повсюду,

Как будто музыка сама.

Поэты благодарны чуду,

Художники сошли с ума.

Я сам хмельной в саду у липы.

Вином встречаю этот час.

Не знаю, как там на Олимпе,

Но тут – божественно у нас!!

Forest Lawn

(Самое известное кладбище в Лос-Анджелесе)

Forest Lawn – говоря попроще —

Место проводов, слез и бед.

Место, где покупают жилплощадь

С перспективой на тот свет.

Выбор есть: вот участки двухспальные,

Это, если клиент женат —

Даже с видом на улицу с пальмами.

Подороже – на нежный закат.

Наглый агент – с беспечной небрежностью

Объясняет опять и опять.

Как по низкой расценке с вечностью

Вы смогли бы легко переспать.

Не пугает он вас преисподней,

Рай сулит и воркует о том,

Что в могилу – хотя бы сегодня,

А платить – даже можно потом.

Торгаши промышляют идеями.

Но доходнейшая из идей:

Чтоб при жизни еще сумели вы

Погрустить над могилкой своей…

Чужды мне эти склоны с полянами

Без крестов, без оград и без роз

На земле не дружившей с бурьянами,

Не обласканной шумом берез.

В Калифорнии – осень как в Киеве,

Если б только не этот прибой.

Что ж поделаешь, – видно такие мы