Намерение оставить Восточную Пруссию вызвало шквал негодования в высших кругах Германии. В свое время сам Шлиффен был отправлен в отставку за то, что в своем планировании донельзя рискованного «блицкрига» посмел допустить оставление Восточной Пруссии и Саарского района, во имя победы под Парижем. Теперь, когда командарм-8 решил выполнить заветы Шлиффена в их наиболее негативном выражении, прусское юнкерство, наиболее страдавшее от нашествия русских в восточной провинции, потребовало от кайзера принятия срочных мер по отстаиванию колыбели германской монархии. Поэтому именно сам Верховный главнокомандующий, император Вильгельм II настоял перед Мольтке-Младшим на переброске в Восточную Пруссию дополнительных сил из Франции. Безусловно, свое влияние имели и успехи германских армий во Франции, что, как казалось, позволяло осуществить переброску части сил на Восток, так и настояния австрийского главнокомандующего о выполнении немцами предвоенных соглашений – удара на Седлец.

Сама идея о переброске подразделений с Запада на Восток после Гумбинненского поражения принадлежала командарму-8 М. фон Притвицу. Именно он в телефонном разговоре со Ставкой, ведшемся на истерических тонах, заявил, что если 8-я армия не получит немедленно подкреплений, то нет никакой надежды удержать даже и линию Вислы. То есть того рубежа, сдачи которого ни в каком случае не предполагал даже и граф А. фон Шлиффен, подчинивший борьбу на Восточном фронте примату гигантских «Канн» на Западном фронте. Следовательно, именно кайзер, исходивший из информации, предоставленной ему Притвицем и прислушивавшийся к его мнению, вынудил Мольтке-Младшего пойти на поводу у запаниковавшего раньше времени военачальника и согласиться на переброску на Восток войск из Франции. Впрочем, справедливости ради надо заметить, что Мольтке и сам сочувствовал такому решению.

Таким образом, перед генералом Мольтке встала проблема, откуда же взять эти затребованные для Востока войска. Успехи немцев во Франции и донельзя оптимистические донесения из передовых армий правого крыла генералов А. фон Клука и К. фон Бюлова, наряду с победами армий левого крыла под Мецем, побудили его согласиться с возможностью перебросок ряда немецких соединений с Запада на Восток. Командармы правого крыла доносили об успехах (еще бы: в день Гумбинненского сражения был взят Брюссель!), а командармы левого крыла – о больших потерях. Как известно, французы сосредоточили главную массу своих сил для удара по Эльзас-Лотарингии, вследствие чего имели там первоначальный успех, пока не стал сказываться фактор давления германского правого крыла. Исходя из этих данных, Мольтке и решил выделить войска для Восточного фронта из состава победоносных армий правого крыла. Оперируя оптимистическими сведениями, немцы посчитали, что на правом крыле победа уже в руках, а войска левого крыла смогут пригодиться для организации двойного охвата в «Больших Каннах».

При этом Мольтке допустил, что вполне возможно перебросить в Восточную Пруссию до 6 корпусов. Два из них – 11-й армейский (О. фон Плюсков) и Гвардейский резервный (М. фон Гальвиц) корпуса – были взяты из ударного крыла, и без того вдвое ослабленного по сравнению с планированием графа Шлиффена. Конечно, прочие армии также должны были выделить корпуса для Восточного фронта, но первыми изъятию из ударных группировок подлежали как раз эти корпуса – 11-й армейский и Гвардейский резервный. Интересно, что на левом крыле предназначенные для переброски корпуса были по получении приказа об их переброске немедленно введены командованием в бой, и получить их Х. Мольтке-Младшему так и не удалось.

Эти два корпуса, а также 8-я кавалерийская дивизия, были отправлены на Восточный фронт. Может встать вопрос, почему все-таки переброске подверглись именно такие силы? Ответ прост: свою роль сыграли опять-таки наработки графа Шлиффена. На военной игре 1905 г. Шлиффен оставлял для обороны Восточной Пруссии 6 корпусов и 2 кавалерийские дивизии. В начале августа 1914 г. 8-ю германскую армию составляли 4 корпуса и 1 кавалерийская дивизия. Мольтке-Младший просто восполнил указанную разницу чисел.

Таким образом, во имя удержания Восточной Пруссии была ослаблена ударная германская группировка, на долю которой, согласно планированию Шлиффена, должна была выпасть главная задача разгрома англо-французов: охват противника вокруг Парижа. Получается, что незначительный в принципе тактический успех русских под Гумбинненом, на деле стал крупнейшей стратегической победой, во многом определившей исход войны. Непосредственно на правом германском крыле на Марне 510 тыс. французов дралось с 400 тыс. немцев: дополнительные 70 тыс. штыков и сабель с могущественной артиллерией не помешали бы в этот момент командарму-2 Бюлову и командарму-1 Клуку.

«Потеряв голову», немецкое Верховное командование ослабляет и без того ослабленное оперативно-стратегическим планированием после 1906 г. направление главного удара (1-я, 2-я, 3-я армии) и отправляет массу войск с одного фронта на другой. При этом 11-й армейский и Гвардейский резервный германские корпуса все равно не успели ни к перелому борьбы за Восточную Пруссию, ни смогли вернуться к перелому в Битве на Марне.

В этой связи весьма странными представляются мнения некоторых исследователей Второй мировой войны, прибегающих к сравнению ее с периодом Первой мировой войны. Например: «Мольтке обвиняют за отправку двух корпусов на Восточный фронт, но каков был бы прок в полуокружении французской армии, если бы в это же время русские ворвались в Берлин? А такая перспектива была вполне реальной»[112]. Германское командование на Востоке – штаб 8-й армии – прекрасно обошелся и без этих двух корпусов. Разгромив 2-ю русскую армию, немцы все равно успешно сдержали бы 1-ю русскую армию, уступавшую 2-й армии в силах. Сосредоточенная под Варшавой 9-я русская армия, нацеливаемая на Берлин, была переброшена под Люблин, против австрийцев.

Но и без того Шлиффен допускал и сдачу Берлина во имя победы над Францией. Рисковать собственной столицей может лишь тот полководец, что вполне уверен в моральной стойкости собственной воюющей нации. Германцы показали этот пример в Первой мировой войне, и потому германский Большой Генеральный штаб был готов пожертвовать Берлином во имя победы в войне. Еще фельдмаршал Х. фон Мольтке-Старший, готовясь в 1870 г. к удару по Франции, допускал, что австрийцы, буде они вступят в войну против Пруссии, могут занять Берлин. Ну и что? Мольтке разработал план решительного контрнаступления на Вену, что нивелировало бы любые успехи австрийцев под немецкой столицей. Разумеется, только после разгрома Франции.

Таким образом, говорить о падении Берлина как залоге проигрыша войны – это неверно. Немецкий Генеральный штаб, тремя поколениями планируя войну на два фронта, всегда был готов на временную сдачу столицы, лишь бы, разгромив одного из врагов (Францию), всей мощью обрушиться на другого врага. Мольтке и Шлиффен планировали войну современности, ориентирующуюся на уничтожение живой силы противника, а не на старину, придающую выдающееся значение географическим пунктам, даже если они являются и столицей государства.

В текущей реальности августа 1914 г. германцы вполне успевали реализовать «План Шлиффена» за то время, в какое русские ни в коей мере не имели возможности организовать угрозу удара по Берлину – так что никакой «реальной перспективы» в августе – сентябре для наступления на столицу Германии русские не имели. Сибирские корпуса сосредоточивались в русской Польше только в середине сентября. Германская 8-я армия, отбив первую русскую атаку в Восточной Пруссии и блокировав наступательные усилия 1-й русской армии крепостью Кенигсберг, могла продержаться те недели, что требовались Шлиффеном для победы над Францией.