Кажется, они были несхожи во всем, вплоть до внешности. Ханна была тяжелее в кости и темнее.

Она снова перечитала подробности насилия. Господи, всего двенадцать лет. Как это глупо. Она вспомнила свою связь с Дональдом, американским студентом, учившимся в Швеции по обмену. Сколько ей было лет, когда американская праведность не выдержала столкновения со шведской греховностью? «Мне было уже девятнадцать, и случилось это на первом курсе университета. Это не было насилием, разумеется, но, наверное, это можно было назвать обоюдным изнасилованием».

Она много лет не вспоминала о Дональде, хотя у них была очень долгая связь. Им было тяжело вместе, так как оба они обладали выдающейся способностью задевать друг в друге самые сокровенные чувства, при том, что они абсолютно не понимали и не чувствовали друг друга. Это были своеобразные, скорее извращенно-родственные отношения.

«Естественно, я забеременела, бабушка. Как и ты. Но я сделала аборт, обычное дело в студенческой среде того времени. Опасаться мне было нечего, единственный человек, которого я могла бояться, — это мама, если бы она узнала, но я была в Лунде, а она в Гётеборге, и, слава богу, ни о чем не догадалась.

Сама я, естественно, была уверена, что именно любовь толкнула меня в объятия Дональда. Наше поколение было одержимо стремлением к страстным чувствам.

Ты, Ханна, не смогла бы ничего понять в разговорах о любви такого сорта. В твое время понятие любви, бытовавшее в высших классах, не проникало в глубину крестьянской массы».

Нет, конечно, романтическое влияние было, существовали истории о трагической любви, бытовавшие во многих местностях, но эти истории не имели ничего общего с основами жизни и ее обыденными условиями. Истории эти походили на блестящие монетки. Если бы Ханна слышала городские песенки того времени, она бы, без сомнения решила, что лейтенант Спарре идиот, а бегающая по проволоке гимнастка — дурочка. Ханну бы до глубины души возмутили такие слова: «Ради тебя я убила ребенка…»

Господи, какой бред! Почему бы не отрубить голову мужу?

В двадцатые годы легенды о великой любви стали проникать в гущу простого народа. Юханна считала, что в молодости надо выбирать претендентов, руководствуясь принципом, который она совершенно серьезно называла «поиском суженого». Так как суженый в ее случае был копией умершего отца, которого она, собственно, не знала, принцип вел к мятежу, но не делал жизнь проще.

И ведь Юханна не была такой романтичной и последовательной, какими суждено было стать женщинам следующего поколения.

Для Анны и ее ровесников любовь была истиной, не подлежащей обсуждению. К этому добавлялось еще одно требование: полноценная сексуальность. Пожизненная влюбленность и гарантированный оргазм.

Теперь все эти мечты лопаются как мыльные пузыри на ветру. Но перемены требуют времени. Люди только тогда перестанут находить любовь и испытывать наслаждение в реальной жизни, когда осознают свои ошибки. Только после того как каждый второй брак будет заканчиваться разводом, они, против воли, поймут, что влюбленность редко перерастает в истинную любовь и что не только любовь избавляет человека от одиночества. Так же как и не одно сексуальное наслаждение наполняет жизнь смыслом.

— Господи, какой идиотизм, — сказала Анна вслух, но, помолчав, добавила: — И все же!

Она едва не выругалась, поняв, что ноги несут ее к той самой горной гряде, куда они ходили каждый свободный день в то жаркое лето конца пятидесятых. Они тогда присматривались друг к другу, принюхивались, обменивались желаниями, угождали друг другу и много смеялись. Перед ними простиралось бескрайнее море с кружащими над водой сизыми чайками, соленой зыбью, а за их спинами лежал волшебный озерный пейзаж. Из дремучего густого леса доносилось пение птиц, а сам лес плотно обступал глубокое озеро, едва не тонул в нем. Какой же Дональд был ароматный, вкусный, веселый. Какую радость доставляло ему ее тело. Анна помнила его преданность и свою благодарность, да и его благодарность тоже.

Он говорил, что родился в море, и она верила ему, видя, как в утреннем свете он выходит из волн в венке из водорослей и с трезубцем на плече. Про нее он говорил, что она родилась в лесу с красотой, отточенной дождями и ветрами, и легкая, как туман, стелющийся над озером. Эльфы, спрятавшиеся в лесах миллионы лет назад, забыли свой язык и серьезно вознамерились стать людьми, говорил он. И его долг придать ей субстанцию, сделать ее земной женщиной из плоти и крови.

— А мой долг крепко держать морского бога, чтобы его не унесло в море следующей волной.

Он рассмеялся, но глаза его потемнели, он прищурился и взял ее за руку.

— Что ты делаешь?

— Я прошу Бога дать мне сил не делать тебе больно.

Как это ни странно, Анна не спросила его тогда, верующий ли он, — момент для этого был не самый подходящий.

Впрочем, тогда она не видела никаких причин для беспокойства.

Отношение Ханны к зеркалам произвело сильное впечатление на Анну, которая всегда отличалась сложным отношением к своей внешности. Она принялась размышлять, когда и как это началось. Чьи взгляды, чьи слова внушили Ханне пожизненную уверенность в своей уродливости и неуклюжести?

Юханна была красива, но отличалась такой же настороженностью. Анна, когда была еще ребенком, снимала фильмы любительской узкопленочной камерой, но никак не могла снять маму, потому что та всегда убегала во время съемки или закрывала ладонями лицо, когда Анна направляла на нее объектив.

Юханна тогда сказала своей тощей, голенастой и неуверенной в себе дочери-подростку:

— Право, ты такая хорошенькая, мой дружочек, но, впрочем, не имеет никакого значения то, как человек выглядит.

Расщепление смысла, раздвоение отношения.

Когда Анна была маленькой, она слышала, как родственники то и дело рассуждали, кто из детей на кого похож. Относительно самой Анны никаких разногласий не возникало — все видели, что она как две капли воды похожа на свою бабушку, мать отца. Анна ненавидела бабку, морщинистую старуху с резкими чертами лица и водянисто-голубыми глазами. Во всем ее облике было что-то мрачное и величественное.

Юханна боялась свекровь.

Все говорили, что в молодости бабушка была писаной красавицей. Анна не верила этому до смерти старухи, пока не увидела ее фотографии, сделанные в молодости. Анна сама убедилась, что родственники были правы, что бабушка действительно была красивой и она, Анна, очень на нее похожа.

Но было уже поздно, образ некрасивой, уродливой девочки прочно запечатлелся в сознании Анны.

Понятно, что Рикард Хорд со своей бурной влюбленностью заставил ее, да, именно заставил думать о себе как о бурной реке. Это было чудо, он словно прикоснулся к ней волшебной палочкой.

Или подействовал его буйный разбойничий посвист?

На лето она уезжала из Лунда, где много и тяжело работала все остальное время. Она зарабатывала здесь деньги, но город ей никогда не нравился. Летом она работала корректором в одной из газет родного города.