– Пока вроде не поплохело, только голова немного кружится, – прервала его размышления Кани, довольно улыбнувшись.

Для следующего шага Кани отправилась в ванную и уже через несколько минут вернулась с довольной самоуверенной миной и закупоренной колбой, заполненной жёлтой жидкостью весьма однозначного происхождения.

– Хороший цвет, – нервно усмехнулся Такута.

– Эм… Спасибо, наверное, – добродушно рассмеялась девушка.

– Ну что, остались самые сложные задачи, – Такута глубоко вдохнул, – расскажи мне, пожалуйста, когда у тебя начинается цикл?

– Ой, – Кани задумчиво приложила палец к губам, – я вечно сбиваюсь со счёта… Кажется, через четыре или пять дней или вроде того.

– Хорошо, – хмыкнул Такута, – тогда тебе нужно будет заглянуть ко мне в первый и второй день.

– Поняла! – чётко отрезала Кани – Но вы странный.

– Я знаю, дорогая моя. До сих пор удивляюсь, что под моей дверью ещё не стоит толпа с вилами и факелами.

– Да ладно вам. Вы добрый человек, а таких не сжигают! И не протыкают…

– Надеюсь… – неловко рассмеялся Такута, – что ж, остался последний пункт. Сейчас, – он выдвинул ящик рабочего стола и, торопливо перебрав его содержимое, извлёк на свет круглую плоскую баночку с невысокими стенками и плотной крышкой. Он протянул её девушке и постарался говорить как можно более спокойным тоном, – в следующий раз, когда будешь с мужчиной, постарайся собрать сюда хоть немного до непосредственного контакта. Прости, что прошу о таком, наверное нелегко будет объяснить это твоему… другу, но…

– Это точно, – перебила его Кани, – прямо представляю, как внезапно подскакиваю с постели и убегаю куда-то банкой в руках, – девушка звонко рассмеялась.

– Проклятье, это ужасно, – зажмурился Такута, – мне правда стыдно перед тобой за то, что доставляю такие хлопоты.

– Так может сразу всё и закончим, чтобы не создавать их лишний раз? – наивно спросила девушка.

– Что ты имеешь ввиду?

Кани встала со стула, и подошла к Такуте, сидящему напротив неё. Она положила ладони ему на плечи и заискивающе улыбнулась:

– Честно сказать, я была уверена, что вы меня не только об образцах попросите. Всё-таки сто золотых – большая сумма. На неё многое можно… купить.

Девушка внезапно опустилась на колени Такуты, обняв его за шею. Тейна матэ ошарашенно посмотрел на неё и промямлил:

– Кани, я бы ни за что… то есть… я бы никогда так не поступил со своей пациенткой…

В голове у него на секунду промелькнула колкая мысль: «Идиот! Все твои пациентки мёртвые! Ещё бы ты с ними как-то поступал…»

– Да ладно вам, – она с улыбкой положила ладонь на щёку Такуты. Он напрягся и принялся лихорадочно думать, как найти выход из ситуации.

Проклятье, эта девушка точно знала, что делает. Её прикосновения были смелыми, но в то же время нежными, словно идеально отточенными годами практики. Впрочем, это было недалеко от истины, и смущала тут только её совсем ещё расцветающая молодость и видимая хрупкая наивность. От её проникновенного взгляда у Такуты едва ли не потемнело в глазах. В юные годы он пытался встречаться с девушками, но когда дело доходило до прикосновений – так и не решался приблизиться к ним. Его способность слишком пугала его, он так приучил себя бояться её, что делал всё, лишь бы не пережить это снова, не напугать других и не подвергнуть опасности себя. Даже перчатки на руках не давали достаточной уверенности, чтобы почувствовать себя полноценным человеком. Сейчас же у него на коленях сидела молодая и абсолютно развязная девушка, не стирающая с лица самоуверенной и одновременно ужасно милой улыбки. И, возможно, Такута даже мог бы назвать её привлекательной, лежи она на его столе. Не то чтобы его больше интересовали мёртвые, чем живые. Всё же он не был настолько странным и пугающим типом. Просто через его руки проходило столько тел, что он давно привык воспринимать их как материал. Но, подобно ювелиру, который даже спустя годы лишь сильнее учится оценивать красоту камней, Такута тоже с каждым годом учился видеть в своих «пациентах» особое очарование. Находить прекрасными черты тех, кто, увидь его кто-то на улице, показался бы совсем невзрачным. Видеть на обожжённом теле всё ещё изысканную форму ключиц, восхищаться тонкими губами и орлиным носом, украшающими благородное бледное лицо. Смотреть на мужчин и женщин одинаковыми глазами – глазами, видящими незамутнённую красоту человека в том, каким его создала природа. Со шрамами, ямочками, неровностями, несовершенствами. И, лежи у него на столе юная девушка, как лежала когда-то Мо, он, может, восхищался бы её округлыми бёдрами или ямочками на пояснице, с трепетным уважением рассматривал бы костяшки её пальцев или родинку на плече. Но сейчас, когда такое молодое создание смотрело на него полным похоти взглядом, ему казалось это чем-то неправильным. Будто бы в священный храм тела, который он привык охранять многие годы, бесцеремонно ворвались вооружённые воины. Он просто не мог воспринять эту прекрасную девушку как объект вожделения, даже если бы постарался. Потому что с самого начала не видел её такой и не хотел видеть. Такута сбивчиво дышал и не мог понять, что должен делать – он ощущал, как разум всё сильнее застилает дымка, лишая его возможности соображать, но в то же время он всё ещё помнил себя – Такуту, который спустился в этот подвал для того, чтобы следовать своему острому и находчивому уму, чтобы открыть что-то совершенно новое для науки и для самого себя. И более того, он вдруг почувствовал какую-то обиду. Конечно, он на протяжении всей своей жизни время от времени думал, как сильно ему хочется прикоснуться к живой женщине, ощутить её тепло, испытать те чувства, о которых он мог узнать лишь из книг или рассказов чрезмерно болтливых случайных знакомых за кружкой особенно крепкого эля. Но сейчас он понимал, что он ни за что не хотел бы, чтобы это произошло вот так.

Внезапно, Кани отстранилась от него и сверкнула мраморно-белым оскалом молодой хищницы.

– Ладно, сама справлюсь, – она немного неловко поднялась, спустившись с колен Такуты и, подняла ладонь вверх, многозначительно взмахнув двумя пальцами, а затем спешно исчезла вверху лестницы.

Такута всё ещё сидел на стуле с ошарашенным взглядом и пытался прийти в себя. Он был безмерно счастлив, что смог отделаться, не обидев девушку своим отказом (хотя, наверное, у него было такое лицо, что кто угодно предпочёл бы услышать тысячу отказов, лишь бы не созерцать эту кривую мину). В то же время тейна матэ поверить не мог, что всё может быть так просто, и сейчас она вернётся, а в его распоряжении будут почти все нужные материалы. Останется только подождать несколько дней (если Кани, конечно, не возненавидит его после произошедшего), и у него на самом деле появится шанс сделать невероятное. Даже если Рэйра разорвёт его на части (что, конечно, не было предпочтительным исходом), его огромная алхимическая работа над разложением секрета стала бы монументальным достижением. Хотя внутри него и разрасталась тревога, что образцов с одной женщины может оказаться недостаточно, особенно если он хоть где-нибудь ошибётся и испортит пробу. А учитывая то, что подобных опытов в его практике ещё не было, это было очень вероятно.