Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То есть Трифоне знал о его существовании?
– Знал, конечно, и ревновал даже поначалу…
– Дан, – завопила Лола, – расспроси побольше про эту ревность! – Она знала, что ее в наушник слышит только помощница.
– А в чем это заключалось? Что он вам про него рассказывал? – тут же подхватила Дана.
Урсула, стоявшая рядом, зашевелилась, и Дана повернулась к ней.
– Нет, нет, мне ничего не рассказывал! – почему-то испугалась она и попятилась от микрофона.
«Все-таки есть в ней что-то ненормальное, помимо чрезмерной худобы», – пронеслось в голове у Лолы.
– Насколько я помню, Трифоне не хотел, чтобы его девушка там работала, – почему-то с трудом проговорил Джесу.
– Ну что ж, это закономерное желание, – подбодрила его Дана. – Но почему-то она продолжала участие в мероприятиях агентства?
– Продолжала, – хмуро подтвердил мужчина. – Мало того, последнее время стала выступать чаще.
– А с чем это связано, не знаете?
– Вот этого не могу сказать… – неуверенно ответил Джесу. – Может быть… нет, не буду зря болтать. – Он затих.
– Но почему же зря? Мы же все хотим, чтобы преступника поймали, и поэтому любое воспоминание или предположение может стать подсказкой к его разоблачению! – Дана надавила на совесть.
Джесу упорно молчал, и Дана нашла глазами Урсулу.
– Я не настолько с ними была близка, чтобы знать о подробностях личной жизни. Только ты сам рассказывал, помнишь, – она обратилась к другу, – как Трифоне возмущался, что Тереза чуть не под утро вернулась как-то.
– Да, было такое, – нехотя согласился тот.
Урсула, сделавшая шаг вперед во время разговора, теперь опять отодвинулась назад, Джесу мрачно рассматривал носки своих ботинок.
– Почему Тереза продолжала работу в театральном агентстве? – вступила Лола, поняв, что от этой пары уже ничего не добиться. – Какие же отношения у нее были с Умберто? И кто совершил это двойное убийство? Смотрите «Четвертую кассацию», и вы узнаете ответы на все вопросы!
Две недели тому назад
С некоторых пор Умберто стал совсем невыносим, и искренняя жалость, которую Тереза испытывала к этому человеку, стала превращаться в сильную неприязнь. Оставшаяся толика уважения за умение организовать людей, дать своевременный совет и даже оказать помощь артистам постепенно стиралась в душе девушки, оставив только разочарование и подозрение, что она ошибалась с самого начала.
Это случилось немного раньше, когда она еще не дошла до этого состояния откровенной антипатии.
Умберто пригласил ее на очередной концерт, и она согласилась. Выяснилось, что это был день рождения парня, которому исполнялось восемнадцать лет. Родители арендовали для этого мероприятия средневековый за́мок, во внутреннем дворе которого была оборудована сцена. За всю увеселительную часть отвечал Умберто.
Уже по тому, как был украшен за́мок, стало понятно, что родители новорожденного не считают денег, не говоря уже о марках машин, которые стояли на небольшой площадке у входа. Но все эти нюансы совсем не интересовали Терезу, в этот день она чувствовала себя, как никогда, уставшей и невыспавшейся.
Шайки ребят носились по гулким комнатам замка и галдели во все горло, иногда вспоминая, что они вполне взрослые, и останавливались у стола с напитками, накачивались алкоголем.
Она знала, что Умберто придумал необычное развлечение – несколько клоунов и клоунесс были «заряжены» в сундуках и в старинных шкафах, а кто-то даже сидел в камине и по ходу передвижения гостей по замку выскакивал из своих убежищ, стараясь не столько напугать, сколько рассмешить, показывая фокусы или исполняя незамысловатые танцы. По взрывам хохота Тереза догадывалась, что очередной актер вывалился из своего укрытия.
До самого концерта на сцене оставалось чуть больше часа, когда к ней подошел Умберто.
– Что скучаешь? – Он подал ей бокал с шампанским.
– Спасибо. – Она приняла бокал, хотя пить совсем не хотелось. Нехотя глотнула игристый напиток и удивилась: – Ух ты, как вкусно!
– Здесь некачественного не подадут, – почему-то самодовольно ответил директор. – Кстати, у нас договоренность, что аперитив артисты могут употреблять вместе со всеми, а вот на ужин за стол нас уже не приглашают. Так что пошли перекусим чего-нибудь.
Допив шампанское, Тереза почувствовала, что усталость постепенно проходит.
Столы с закусками были расставлены по периметру внутреннего двора, но из всего предложенного ей не захотелось ничего.
Она с подозрением осмотрела непонятно чем напичканные «соленые пирожные», как их назвал официант, которыми были уставлены подносы.
Умберто тут же потребовал три разных, одно из которых взяла попробовать девушка.
– Это паштет какой-то внутри, – сказал он, откусывая тарталетку. Тереза все еще с подозрением смотрела на начинку. – Печень утки, мне кажется, очень на фуа-гра похоже.
– А вон там устрицы! – Тереза увидела стол, на котором на рассыпчатом льду красовалась горка моллюсков, переложенная кусками лимона.
Тереза и Умберто были здесь одни, за исключением нескольких приглашенных у дальней стены.
Основная масса гостей все еще шаталась по залам, изредка забегая схватить выпивку, и девушке обстановка начинала нравиться все больше и больше.
Вскоре к ним присоединились Алдо и две его смешливые девушки, которые сегодня исполняли подтанцовки, – Марианна и Аделина. Стало совсем весело.
«Сколько же денег надо иметь, чтобы кроме аренды за́мка, оплаты обслуги и угощения гостей не пожалеть еще и закуски для артистов!» – почти все богатые люди, с которыми Тереза была знакома, без стеснения считали каждый евро.
Алдо налег на шампанское, и Умберто не выдержал:
– Не увлекайся! И не забывай, что на тебе весь концерт сегодня держится!
– Нормально все будет! – ответил он, приканчивая очередной бокал.
Тереза добралась наконец до устриц, которые она так любила. Они пахли свежестью и морем. Она капнула немного лимона, поддела маленькой вилочкой влажного прохладного моллюска и с удовольствием сдавила зубами склизкое тельце, прожевав, запила соком из ракушки. Вкуснотища! Официант подложил ей еще устриц. Откуда-то донеслась негромкая музыка, гости начали подтягиваться к столам.
– Пошли готовиться! – скомандовал Умберто.
Тереза вела концерт, что ей всегда очень нравилось. Шампанское только слегка вскружило голову, и от этого она чувствовала себя легко и свободно.
Поглядывая на зрителей, большинство из которых было не намного моложе ее, она веселилась вместе с ними, отпуская импровизированные шутки.