Кори просто кивнула.

Боудри допила свой кофе.

– Странная какая смерть – погибнуть в лапах медведя.

Кори немного поколебалась. Она весь день думала об этом и решила, что не имеет права скрывать истинное положение дел.

– Полагаю, вы должны кое-что узнать про вашего предка.

Боудри подняла на нее глаза.

– Только это должно оставаться между нами. Во всяком случае до тех пор, пока я не закончу работу.

– Между нами и останется.

– Эммет Боудри не был убит и съеден медведем.

– Не был?

– Как и остальные жертвы… по крайней мере те, которых я обследовала. – Кори глубоко вздохнула. – Они были убиты. Похоже, действовала банда серийных убийц. Они были убиты и… – Она не могла заставить себя произнести это.

– Убиты и?…

– Съедены.

– Вы шутите!

Кори покачала головой.

– И этого никто не знает?

– Только Пендергаст.

– Что вы собираетесь с этим делать?

Кори помолчала.

– Я хочу остаться здесь и раскрыть это преступление.

Боудри присвистнула:

– Боже милостивый. И никакого представления, кто это мог сделать? Или почему?

– Пока нет.

Наступило молчание.

– Вам нужна какая-либо помощь?

– Нет. Впрочем, может быть. Мне нужно просмотреть целую кучу старых газет, и я была бы рада, если бы мне в этом помогли. Но судебно-медицинскую часть я должна выполнить сама. Это моя первая настоящая работа, и… я хочу, чтобы она была моей работой. Пендергаст думает, что я спятила, и хочет, чтобы я поскорее уехала в Нью-Йорк с тем, что у меня уже есть, но я пока еще не готова уезжать.

Боудри широко улыбнулась:

– Как я вас понимаю! Вы такая же, как я. Все люблю делать сама.

Кори отхлебнула кофе.

– Нашли где остановиться?

– Увы, нет. Никогда не видела города с такими ценами.

– А почему бы вам не поселиться со мной? Я подрядилась присматривать за особняком на дороге Вороньего оврага. Там лишь я и приблудная собачонка. И по правде говоря, я там одна побаиваюсь. Было бы хорошо иметь компанию.

«В особенности бывшего военного». Кори весь день вспоминала о следах на снегу и думала, что чувствовала бы себя гораздо лучше, будь в доме еще кто-нибудь.

– Вам только придется избегать объективов нескольких камер слежения: отсутствующий хозяин – страшный зануда. Но я была бы рада, если бы вы со мной поселились.

– Вы серьезно? Правда? – Улыбка Боудри стала еще шире. – Это было бы просто шикарно. Огромное вам спасибо.

Кори допила кофе и встала:

– Если вы готовы, то можете ехать за мной прямо сейчас.

– Я с рождения готова.

С этими словами Боудри взяла свои вещи и пошла следом за Кори в холодный вечер.

Без пяти четыре по лондонскому времени Роджер Клифиш вошел в большую гостиную своего дома на Мэрилбоун-Хай-стрит и с удовлетворением оглядел погруженную в сумерки комнату. Все здесь стояло на своем месте: обитые бархатом кресла по обеим сторонам камина, медвежья шкура на полу, длинный ряд справочников на полированной каминной полке, письмо, приколотое к дереву прямо под ними с помощью карманного ножа, научные графики на стене, скамейка с химикалиями, сильно обожженная кислотой, буквы V. R., выбитые на дальней стене пулевыми отверстиями (то есть, конечно, имитацией под пулевые отверстия). В углу даже стояла скрипка – Клифиш пытался научиться играть, но, разумеется, было бы достаточно и фальшивого царапанья по струнам. Он оглянулся, и на его лице появилась улыбка. Идеально: максимально возможное приближение к описаниям в рассказах. Единственное, от чего он отказался, – это от шприца с кокаином.

Клифиш нажал кнопку у дверей, и вспыхнул свет (светильник был, конечно, газовый, установленный специально за немалые деньги). Он задумчиво подошел к большому книжному шкафу красного дерева и посмотрел через стеклянные дверцы. Все книги в шкафу были посвящены одному предмету, единственному предмету. Три верхние полки были заняты различными изданиями Полного собрания сочинений о Шерлоке Холмсе. Первого издания ему, конечно, купить не удалось даже на его жалованье адвоката, но все же имелось несколько очень редких копий, в особенности издание 1917 года Джорджа Белла «Его последний поклон» в суперобложке, а также издание 1894 года Джорджа Ньюнеса «Воспоминаний Шерлока Холмса»: корешок оставался все еще достаточно ярким, книжка почти без пятен и лишь немного обтрепанная. На нижних полках шкафа стояли различные старые номера «Бейкер-стрит джорнал». Последний представлял собой издание, выпускавшееся «Нерегулярными с Бейкер-стрит» – группой фанатов, изучающих и увековечивающих биографию Шерлока Холмса. Клифиш и сам опубликовал несколько статей в этом журнале, одна из них (весьма тщательная работа, посвященная изучению Холмсом ядов) дала повод «Нерегулярным» предложить ему членство в организации и презентовала ему «Нерегулярный шиллинг». В «Нерегулярные» нельзя было подать заявление на прием. И это приглашение, несомненно, стало одним из важнейших достижений его жизни.

Открыв шкаф, он обвел взглядом нижние полки – искал периодику, которую хотел перечитать, нашел и снова закрыл шкаф, потом подошел к ближайшему креслу, удовлетворенно вздохнул и сел. Газовый светильник заливал все теплым, мягким светом. Даже этот дом на Лиссон-Гроув был выбран из-за его близости к Бейкер-стрит. Если бы не редкие звуки уличного движения, доносящиеся через эркерное окно, Клифиш вполне мог бы представить себя в Лондоне 1880-х.

Зазвонил телефон – это был древний аппарат «коффин» 1879 года выпуска, сделанный из дерева и жесткой резины с микрофоном, похожим на огромную ручку буфета. Улыбка сошла с лица Клифиша, он посмотрел на часы и взял трубку:

– Слушаю.

– Роджер Клифиш?

Акцент был американский – с американского Юга, как отметил Клифиш, – и голос доносился как будто издалека. Клифиш вроде бы узнал его.

– Он самый.

– Говорит Пендергаст. Алоизий Пендергаст.

– Пендергаст. – Клифиш повторил фамилию, словно пробуя ее на язык.

– Вы меня помните?

– Да-да, конечно.

Он познакомился с этим человеком в Оксфорде, когда изучал юриспруденцию, Пендергаст читал там курс лекций по философии в аспирантуре Баллиол-колледжа. Это был довольно странный тип, сдержанный и крайне скрытный, и все же Клифиш до сих пор с благодарностью вспоминал ту интеллектуальную связь, которая возникла между ними. Он вспомнил, что Пендергаст испытывал какие-то душевные страдания, но тактичные попытки Клифиша разговорить его не увенчались успехом.