В то же время нельзя исключать, что народ дал ему это прозвище за то, что Ишбошет сторонился ратного дела, не участвовал в битвах, которые вел Саул, и, прослыв трусом, как бы позорил свой род. Во всяком случае, в той решающей битве, в которой героически погибли его отец и три брата, Иевосфей-Ишбошет не участвовал, и вообще непонятно, где он в это время находился.

Таким образом, этот сын Саула не обладал не только решительностью, силой ума и харизмой отца – у него не было даже доброго имени в народе. Поэтому Авенир решил не спешить с официальным возведением Иевосфея на трон, а попытаться укрепить позиции дома Саула, проведя ряд успешных операций против филистимлян и выбив их из нескольких захваченных городов, чтобы затем убедить старейшин колен, в которых находятся эти города, присягнуть на верность Иевосфею.

Сама эта тактика показывает, что Авенир был не только искусным полководцем, но и незаурядным политиком, умеющим просчитывать любую ситуацию на несколько ходов вперед и добиваться поставленной цели.

Однако Давид, как мы увидим, оказался достойным противником Авенира – в последовавшие вслед за поражением Саула месяцы он также проявил себя поистине выдающимся политиком и государственным деятелем.

Вскоре после битвы у Гелвуи в Секелаг к Давиду стали собираться уцелевшие воины армии Саула, а также молодежь из различных колен Израиля. Потрясенные поражением Саула, с презрением относящиеся к не участвовавшему в битве Иевосфею, они видели в знаменитом победителе Голиафа единственного лидера, который сможет вернуть евреям и их земли, и национальную гордость. Видимо, в этот период к Давиду присоединились и несколько сотен филистимлян из числа тех, кому нравилось вести жизнь "солдат удачи" – они впоследствии составили основу его отряда наемников.

В результате дружина Давида из шести сотен человек быстро доросла до нескольких тысяч, превысив численность разбитой кадровой армии Саула.

При этом среди тех, кто присоединился к Давиду, были и воины из колена Вениамина, то есть колена, к которому принадлежал Саул, и сам их приход был чрезвычайно показателен – он доказывал, что у Давида есть сторонники даже среди вениамитян, главной опоры Иевосфея и Авенира. Учитывая огромную политическую значимость этого перехода, обычно суховатый "Хроникон" посвящает ему несколько восторженных фраз:

"И пришли воины из сыновей Биньямина и Иуды в укрепление к Давиду. И вышел Давид к ним, и отвечал, и сказал им: если с миром пришли ко мне, чтобы помочь мне, будет сердце мое с вами вместе, – а если для того, чтобы обмануть меня, предав врагам моим, хотя нет насилия в руках моих, да видит Бог отцов наших и рассудит. И дух объял Амасия, главу начальников: твои, Давид! И с тобою мы, сын Ишая! Мир, мир тебе, мир помощникам твоим, ибо Бог твой помогает тебе. И принял их Давид, и поставил их среди глав отряда" (I Хрон. 12:16-19).

Как видно, поначалу Давид заподозрил вениамитян в том, что они пришли в Секелаг с некими вероломными целями – войти к нему в доверие, а затем захватить в плен и выдать Авениру. Более того – Давид прямо говорит им об этих подозрениях, добавляя, что, даже если это так, он не собирается поднимать руку на своих братьев-евреев, вверяя это дело суду Бога. И эта честная, мудрая речь вызывает у предводителя перешедших на сторону Давида вениамитян взрыв восторга: "Твои, Давид!"

Историки и комментаторы расходятся во мнении, когда именно Давид решил покинуть Секелаг и вернуться в Иудею. Некоторые, отталкиваясь от Иосифа Флавия, считают, что это произошло примерно через двадцать дней после битвы у горы Гелвуи. Другие, опираясь на слова "Второй книги Самуила", что Давид находился в Секелаге один год и четыре месяца, высказывают предположение, что четыре месяца он провел здесь от момента бегства к Анхусу до гибели Саула, и еще год ему потребовался, чтобы собрать армию, войти с ней в Иудею и предъявить свои претензии на царство. При этом Давид почти не сомневался, что теперь, когда его кровным братьям-иудеям нечего опасаться репрессий Саула, его примут с распростертыми объятиями.

В Библии вопрос о том, в каком именно из городов Иудеи ему следует обосноваться, определяет не Давид, а сам Бог – Давид лишь покорно спрашивает Его об этом через "урим" и "туммим":

"И было после этого вопросил Давид Господа, сказав: подняться ли мне в один из городов Иудейских? И сказал ему Господь: поднимись. И сказал Давид: куда подняться мне? И сказал Он: в Хеврон…" (II Сам. 2:1).

На самом деле, как видно из самого библейского текста, Давид в данном случае обращался к Богу лишь с вопросом о том, насколько верен тот выбор, который он хочет сделать.

И дело не только в том, что Хеврон был в то время одним из самых больших и укрепленных городов Иудеи и фактически являлся ее столицей. Напомним, что именно в Хевроне, согласно преданию, находятся могилы Адама и Евы, и именно здесь располагается усыпальница праотцев и праматерей еврейского народа – Авраама и Сарры (Сары), Исаака и Ревекки (Ривки), Иакова и Лии. И сегодня эта гробница считается второй по значимости еврейской святыней, а тогда она вообще была главной. Гробница праотцев в Хевроне напоминала двенадцати коленам Израиля о том, что все они произошли от общего корня, и поистине трудно было придумать лучшее место для объединения нации вокруг нового царя.

* * *

Все книги Библии умалчивают, как Давид вошел в Хеврон и при каких обстоятельствах был помазан старейшинами на царство именно над коленом Иуды. "Вторая книга Самуила" говорит об этом предельно кратко:

"И поднялся туда (в Хеврон. – П. Л.) Давид и обе жены его – Ахиноам-Изреэльтянка и Авигаил, бывшая жена Навала-Кармелитянина. И людей, что были с ним, привел Давид, каждого с семейством его, и поселились они в городах Хевронских. И пришли мужи Иудины и помазали там Давида на царство над домом Иудиным" (II Сам. 2:2-4).

Д. Малкин предполагает, что Давид отнюдь не сразу вошел в Хеврон вместе с армией, а сначала направил послов к главам этого города, позвав их собрать совет старейшин колена, а затем явился на это собрание и, сославшись на авторитет помазавшего его Самуила, предложил объявить себя царем колена Иуды. Лишь после того, как совет принял его предложение, Давид привел в Хеврон и окрестные городки и деревни "людей, что были с ним", а затем уже в Хевроне был проведен торжественный обряд его помазания в цари – пока не всего Израиля, а только его родного колена Иуды [49].

Скептики, разумеется, спешат заметить, что если события развивались именно так, то выбор у совета старейшин был невелик. Когда у стен Хеврона стоит целая армия, воины которой по докатывавшимся до Иудеи слухам не просто грабили, но и вырезали до единого человека целые деревни и небольшие города, то, как бы вежливо ни звучало предложение Давида, отклонить его было бы безумием.

Но Яир Закович в монографии о Давиде справедливо замечает, что это предложение упало на благодатную почву. Оно, с одной стороны, гарантировало Иудее безопасность от филистимлян и прочих врагов под защитой мощной армии Давида, а с другой – отвечало амбициям иудеев, убежденности, что, будучи самым многочисленным коленом Израиля, они имеют право на определенные привилегии, включая и привилегию поставить на царство именно потомка Иуды.