Селене – с того самого декабрьского утра, когда она ворвалась в его идеальную жизнь и втянула в отчаянную авантюру, похожую на попытку остановить прилив.

Анита Диас стала первым ребенком; вскоре, изучив основы иммиграционного права, Фрэнк занялся еще двумя детьми, не сказав об этом в офисе, потому что, как весьма доходчиво объяснил ему начальник, у адвоката не бывает ни выходных, ни отпуска. Он крал время у фирмы. Фрэнк стал одним из тысяч юристов, добровольно представляющих интересы несовершеннолетних на границе. Он сопровождал одного из этих детей в суде, и когда тот получил убежище быстрее, чем ожидалось, поскольку судьей был человек старой закалки, начавший работать еще до новой волны ультраконсервативных судей, назначенных правительством ярых противников иммиграции, Фрэнк почувствовал такую радость, что его голос дрогнул и он убежал в туалет, чтобы умыться холодной водой. Оттуда он позвонил матери, которая поздравила его таким же взволнованным голосом и пообещала как можно скорее выслать еще фрикаделек.

При знакомстве Селена сказала ему, что изучает право по интернету, но собирается вернуться в университет, как только сможет, чтобы получить диплом – она хочет стать иммиграционным адвокатом. Сначала Фрэнк подумал, что это плохая идея – столько учиться, чтобы посвятить себя самой неблагодарной отрасли юриспруденции, – но потом изменил мнение. Сейчас защита Аниты и других детей заботила его куда серьезнее, чем кабинет с двумя окнами на верхнем этаже, который выделила ему фирма.

– Селена, я думаю, ты знаешь, что я тебя люблю, – наконец пробормотал Фрэнк.

Он готовился полтора месяца, чтобы сделать признание как можно убедительнее и романтичнее, но, раскрыв рот, позабыл все, что было отрепетировано, и просто мямлил, как подросток.

– Это не любовь, Фрэнк, а только желание плюс возможность, – с улыбкой произнесла она со своего шезлонга.

– С твоей стороны, может, и так. А с моей – любовь.

– Ты уверен?

– Да. И думаю, что ты чувствуешь ко мне нечто большее, чем дружбу, если только у меня от любви к тебе не начались галлюцинации, – ответил он.

– Я не могу говорить о любви, Фрэнк, потому что единственная любовь, которую я знаю, – та, что я навсегда разделила с Милошем. До него я просто не жила.

– Ты бы хотела, чтобы здесь вместо меня был он?

– Нет.

– Тогда дадим этому желанию возможность и посмотрим, что выйдет.

Так они и поступили, и для Фрэнка эта ночь была незабываемой.

* * *

Селена была чувственной и страстной женщиной, но для нее секс, как и почти все в жизни, был подчинен голосу сердца. Ее сексуальность пробудилась с Милошем Дудеком, когда она была еще девственницей, и раскрывалась только с ним. Во время их недолгих расставаний у Селены случались интрижки, но они не оставляли в душе никакого следа. В постели Милош особо не изощрялся. Он точно знал, что нужно сделать, чтобы удовлетворить свою женщину, – это было очень важно для него, он считал это основой отношений в благополучной паре. Он знал тело Селены лучше, чем свое, доверял их взаимному притяжению и своей мужественности. Милош был уверен, что у Селены нет претензий по этому поводу, потому что, если бы появились, она бы ему сказала. И был прав. Селена получала с Милошем такое естественное удовольствие, что и представить себе не могла, что бывает по-другому, как рассказывала ее сестра Лейла.

Фрэнку досталась молодая женщина с простыми вкусами, которая хотела ему угодить, ничего не просила для себя и отдавалась наслаждению с несколько смущающей невинностью. Обычно он сначала раздевал партнершу, быстро или медленно, по обстоятельствам, возбуждая ее умелыми ласками, но Селена даже не дала ему приблизиться и несколькими легкими движениями скинула с себя одежду. Никакой стыдливости, никаких попыток соблазнить партнера или самой притвориться соблазненной. Раздевшись, она выглядела точно так же, как и в одежде: широкие бедра, маленькая грудь и сильные ноги, которые являли себя и под летним платьем, изгибы, округлости; не видны ни мышцы, ни кости – тревожный признак. «Если она не займется своей фигурой, то станет как нимфа с полотен Рубенса», – с восторгом подумал Фрэнк и засмеялся. Она поцеловала его в губы и толкнула на большую гостиничную кровать.

Фрэнк не привык к такой нежности на первом свидании, этого с ним никогда – вернее, почти никогда – не случалось, и теперь он был обескуражен. А Селена не привыкла к бесконечным прелюдиям, акробатике и грязным разговорам. Вопросы Фрэнка, что ей нравится, напоминали прием у гинеколога – и, вместо того чтобы возбуждать, только смешили. К счастью, у Фрэнка хватило ума не обижаться, и он быстро отказался от тактики, которой с успехом пользовался прежде, едва увидел, что Селена ее не оценила. Фрэнк с удивлением пришел к выводу, что его внушительные познания и огромный опыт произвели на Селену эффект, прямо противоположный ожидаемому, и как только он понял, что ему нужно не впечатлять, а полностью отдаваться, они сумели поладить. Селена пошла в номер Фрэнка не для того, чтобы участвовать в цирке эротических трюков, а чтобы заниматься любовью. Этим они и занялись той ночью и двумя следующими ночами, пока оставались в городе. Они просто любили друг друга.

* * *

В четверг утром в отеле появилась Лола – свежая и без видимых признаков похмелья. Сначала она повезла их в американское посольство, где у Фрэнка была назначена встреча с Филом Доэрти, важным чиновником, одним из лучших его друзей. Они были знакомы еще со школы, Фрэнк выступал шафером на его свадьбе. Он просто не мог уехать из города, не поздоровавшись. Снаружи здание посольства напоминало казарму, со всех сторон окруженную неприступной стеной, на которую – чтобы придать ей более дружелюбный вид – были нанесены веселые фрески. Объясняться с вооруженной до зубов охраной не пришлось: Фил ждал у боковой двери. Он обнял друга и провел гостей внутрь. Лола решила покружить по окрестностям и забрать их после встречи, потому что не могла припарковаться на прилегающей территории, за которой следили патрульные машины. Фрэнк и Селена провели приятный час в одном из залов для важных гостей, попивая свежевыжатый ананасовый сок. Друзья поговорили о своей жизни, о политике Соединенных Штатов, о новом президенте Сальвадора – молодом популисте, уже успевшем разругаться с американцами, – и, разумеется, о проблеме массовой эмиграции сальвадорцев.

– Люди уезжают из-за отсутствия возможностей, но в первую очередь из-за того, что здесь опасно. У Сальвадора репутация одной из самых жестоких стран мира. Здесь никто не может контролировать банды, торговцев людьми и наркобаронов, – сказал Доэрти.

– Поэтому мы