– Понятно. – Акела бегло взглянул на листок с семью цифрами, расположенными абсолютно без всякой логики. – Думаю, что так и есть. Какого рода информацию вас просили собирать особо? Контакты? Передвижения? Семья?

– Все, – вздохнул Савва, – абсолютно все. Более того, мне кажется, что меня тоже проверяют. Или будут проверять, потому я немного подстраховался по совету Моисея Израилевича и отправил час назад жену из города.

– Это правильно. Наверняка проверки будут, лучше, чтобы Ольга не попадалась никому на глаза. Теперь давайте обсудим, как поступить, чтобы и вам ничего не угрожало.

– Мне? – удивился Савва. – Насколько я понимаю, у вас проблем больше.

– Сейчас речь не обо мне, – жестко сказал Акела, – со своими делами я разберусь сам. Мне важно, чтобы вокруг никто не пострадал, хватит с меня. Поступим следующим образом. Вы собираете информацию, которую вам заказали, честно, то есть перечисляете, куда и с кем я езжу, где бываю, во сколько ухожу и прихожу, сколько времени провожу в клубе. И все это передаете заказчику. А я подумаю, как мне самому выйти на вашего заказчика.

– Вы хотите найти заказчика? Я не смогу вам показать, где он живет. Меня привезли и увезли с завязанными глазами, ехали около двух часов, но я понятия не имею, в каком направлении.

Акела долго вглядывался в лицо Саввы, даже не понимая, верит он ему или нет. Звучало все довольно странно, просто шпионский детектив: завязанные глаза, поездка вслепую неизвестно куда. Но, насколько Акела знал, Савва был человеком порядочным и вряд ли стал бы водить его за нос.

– А почему вы решили, что вас увозили за город? – спросил он. – Вполне могли два часа катать по городу и высадить в частном секторе на окраине.

– Нет. Вокруг был большой лесной массив, дома стоят довольно обособленно, вокруг каждого высокий забор. И на территории сосны растут, значит, их запрещено вырубать, – сказал Савва. – Я могу план участка нарисовать, но что это даст?

– А и нарисуй, – снова подал голос Моня, успевший заказать себе новую чашку кофе, – ты нарисуй, а мы разберемся, что и как.

Савва молча кивнул, а Акела, бросив неодобрительный взгляд в сторону Мони, продолжил:

– Ваше дело – точно выполнить все инструкции, которые будут вам выданы. Никакой самодеятельности, запомните это, Савва. Только в этом случае вы сможете остаться в живых. Хотя ручаться за это я не могу.

– Ты хочешь сказать, что молодого человека по-любому уберут? – вздохнул Моня и облизнул молочную пенку с ложки.

– Моня, ты не мог бы помолчать хоть секунду? – негромко попросил Акела, но в его голосе прозвучали такие нотки, что Савва понял: Моисей больше ни слова не произнесет. – Спасибо тебе. Так вот, Савва, как бы жестоко это ни прозвучало, но Моня прав, оставлять вас в живых вряд ли планируют. И в наших с вами интересах помогать друг другу. Я помогу вам выжить, а вы мне – устранить угрозу, нависшую над моей семьей.

– Я это понимаю, иначе не пришел бы.

– Тогда давайте обсудим кое-что. Например, вы можете описать человека, с которым разговаривали?

– Да, – твердо сказал Савва, – такое не забудешь. Он передвигается в инвалидном кресле, не двигает, насколько я смог заметить, левой рукой, там и лицо асимметричное, с левой стороны как будто неподвижная маска. Говорит с трудом, требуется перевод. С ним постоянно находится помощник, как я понял. Мне показалось, что он очень властный, хоть и почти беспомощный.

Акела задумался. Что-то зашевелилось у него в памяти, но он отогнал от себя мысль. Нет, этого просто не может быть, потому что исключено. Он был уверен, что ошибается.

Голос невозможно настигнуть, его нельзя схватить. Он как бесконечное течение времени, как река жизни.

Ясунари Кавабата. «Озеро»

Карепанов получил разрешение на повторный осмотр места преступления, и они с Ильей выехали туда рано утром на довольно побитой иномарке Бориса Евгеньевича. Илья старался зевать пореже, но никак не мог с собой совладать. Всю ночь его мучила бессонница, а в памяти почему-то всплывала страница из учебника по физике и выделенное жирным шрифтом слово «ретранслятор». Откуда это вспомнилось и почему именно сегодня, Гаврюшкин не понимал и от этого злился и зевал еще чаще.

– Ты спать не пробовал? – не выдержал Карепанов.

– Пробовал, не получается, – признался Илья. – Всю ночь какая-то чушь в голову лезла. И еще этот странный электрик, о котором соседка говорила…

– Возможно, мы с тобой и разгадаем эту загадку, – задумчиво сказал Борис Евгеньевич.

Вскрыв дверь в квартиру, они вошли в темную прихожую, где на вешалке по-прежнему висел длинный темный плащ Белякова, лежала его шляпа, а в галошнице виднелась пара ботинок.

– Вот так, жил человек – и нет человека. И умер не дай бог никому, – пробормотал Карепанов. – Ладно, давай работать, Илюша.

Илья чувствовал себя в квартире, где так недавно лежал обезглавленный труп, неуютно, зато зевота моментально прошла. Ощущение беспокойства не покидало его, заставляло то и дело оглядываться по сторонам и словно бы ожидать чего-то. Карепанов, бросив беглый взгляд на подчиненного, заметил его состояние:

– Что, не по себе? Ничего, со временем притупится, станешь безразличным и даже циничным, возможно. Поверь, я это знаю.

Илья смутился:

– Да я ничего. Просто странное чувство какое-то.

– Пройдет, – повторил Карепанов, оглядывая комнату. – Давай-ка лучше определимся, что искать станем. Вот я чувствую, что должен быть подвох в этом деле, но никак не пойму, какой именно.

Этого Илья тоже не знал. Но, судя по Карепанову, и он не особенно был уверен в успехе повторного осмотра. В прошлый раз они добросовестно обшарили здесь каждый угол, каждую полку, каждый шкаф.

Гаврюшкин присел около низкой тумбы, на которой был установлен большой телевизор и проигрыватель дисков. Рядом в высокой стойке находились коробки с DVD-дисками – сплошь японские фильмы о самураях. Илья провел по ним пальцем, задержавшись на подборке Такеши Китано.

– А покойный-то любил пожестче фильмы.

– В каком смысле? – отвлекся от просмотра книг в шкафу Карепанов.

– Вот тут Китано у него, вся фильмография. Не самое доброе кино, скажу я вам. Там пальцы, к примеру, режут, как огурцы в салат.

– Это ж вроде как классика, – пробормотал Борис Евгеньевич, выуживая с полки довольно тяжелое и явно дорогостоящее издание о самурайском оружии. – Вот, смотри, – он провел пальцем по оглавлению, нашел нужную страницу и прочел: – В древности считалось, что владелец меча работы мастера Мурамасы рано или поздно становился его рабом. Такие мечи не могли храниться в покое, они непременно должны были работать, омываться кровью врагов, иначе их зловещая сила направлялась в сторону их хозяина.