Но Метхли только отвернулся.

Как сработало заклятье трёхглазого чародея, Алиедора тем не менее увидела. Хотя потом честно хотела бы всё забыть.

Дорогу покрывали тела. Наверное, не так и много, несколько десятков, но лежали мёртвые дольинцы один на другом, и у всех, всех до одного, животы, казалось, лопнули изнутри. Парили желтовато-гнойные лужи; от одуряющей вони, той самой, что сопровождала Гниль, Алиедора вновь едва не лишилась чувств.

Она невольно задумалась, почему чародей не пустил это заклятье в ход с самого начала. Не мог? Или просто потому, что остальные убитые дольинцы были раздеты победителями донага, благородные кондотьеры не побрезговали даже окровавленной одеждой. Доспехи всегда считались дорогой добычей, особенно рыцарские, — а магия Метхли взорвала изнутри даже железо нагрудников.

Правда, сам чародей выглядел не слишком здорово — лицо посерело и осунулось, он дышал тяжело, часто и хрипло, словно задыхаясь. Мало-помалу это проходило, но окончательно он оправился только дня через два.

* * *

Зима лютовала. Наверное, в одиночку Алиедора и впрямь бы погибла; тут, у кондотьеров, её кормили, заботились, охраняли — иной, впрочем, сказал бы, что так серфы оберегают дойную корову.

Доарнцы не раз схватывались с мелкими отрядами из армии короля Долье и всякий раз выходили из боя победителями. Нападали, как правило, из засад, били в спину, уклоняясь от крупных сражений. Север Меодора оказался разорён не до конца, и благородные кондотьеры, заняв какое-нибудь село, тотчас же громогласно требовали «кормов», ибо «за вас, вши запечные, бьёмся, за вашу свободу, тудыть и растудыть!».

Алиедора не знала, что отвечали поселяне, но еда у трёхглазого чародея, во всяком случае, не переводилась.

Доньята, совсем недавно с упорством обречённой пробивавшаяся к северной границе, теперь покорно и бездумно следовала за Метхли. Она ничему не удивлялась, даже странному имени трёхглазого, хотя чародей обладал выговором настоящего доарнца.

Из обрывков разговоров Алиедора знала, что бежавшая в Уштил королева Мейта, вдова павшего Хабсбрада, собрала-таки войско, наняв немало кондотьерских отрядов, что приходили чуть ли не от самого Гвиана. Однако Доарн так и не выслал дольинского посланника и не объявил открытой войны…

* * *

— И не объявил открытой войны. — Дигвил Деррано остался стоять на одном колене, почтительно склонив голову перед отцом. — Таковы последние вести. Доарнцы обнаглели, перейдя границу во многих местах; на западе, мне донесли, им совсем нечем поживиться, зато на севере развернулись вовсю. Шесть крупных отрядов. Наёмники и родня королевы Мейты. К ним примкнули многие другие нобили.

В тёплом зимнем шатре сенора жарко горели печи — одна в глубине, рядом с ворохом мехов, служивших постелью, и другая подле входа, не пускающая холод внутрь. Хозяин замка Деркоор слушал старшего сына молча, неспешно потягивая из фамильного кубка подогретое вино — затянувшаяся и скучная осада замка Венти, по крайней мере, позволяла устроиться с известным комфортом.

— Что же его величество? — наконец осведомился сенор Деррано, глядя на расстеленную карту.

— Его величество не раскрыл своих намерений, — развёл руками Дигвил. — Несмотря на все вопросы, кои отважились задать иные сеноры…

— Надеюсь, сын мой, тебя в числе любопытных не оказалось?

— Не оказалось, батюшка.

— Молодец. Всё-таки что-то усвоил… А что же принц Льювин?

— Его высочество не был явлен нам, — ответил Дигвил фразой истинного царедворца.

— И эдикта о меодорском престолонаследии тоже нет. Хм… — Деррано-старший вновь задумался. — Доарн не ударил всей своей силой, что хорошо, очень хорошо. Но наш-то почему медлит? Короновать Льювина, объявить себя регентом…

— Быть может, — рискнул предположить Дигвил, — его величество опасается вмешательства Высокого Аркана? Как ни крути, сложившийся порядок вещей нарушен. И, боюсь, необратимо…

Сенор побарабанил пальцами по походному столику.

— Думаю, сейчас идёт торг с Доарном. Там далеко не все жаждут встречи с рыцарями Долье на бранном поле. Не удивлюсь, если Семмер сперва уладит дело с северным соседом, предложив ему часть меодорских земель, и лишь после того коронует принца. Другое у меня из головы не идёт, сын. Догадываешься?

— Никак нет, батюшка. — Дигвил низко склонил голову.

— Хватит, — поморщился сенор. — Не перегни палку с сыновней почтительностью. Люди должны видеть, что ты — будущий хозяин Деркоора, а не шерстистик беззубый. Мне тоже донесли, что на всём северо-западе даже трупоедов не осталось; ты не озаботился узнать причину?

— Прости, батюшка. — Молодой Деррано сокрушённо развёл руками.

— Думай, Семь Зверей тебе в глотку, — недовольно проскрипел старый сенор. Дигвил честно попытался, так, что виски враз заломило и случилось колотье в затылке, но помогло это мало.

— Не могу знать, — наконец признался он. — Пустыня и пустыня. Может, люди сенора Эфферо постарались. Они туда ходили.

— Ходили! — скривился Деррано-старший. — Гниль там прорвалась, сын, да так, что у всех глаза на лоб, даже у инквизиторов. А уж они-то, сам понимаешь, насмотрелись.

— Сильно прорвалась? — Дигвил так и не смог придумать ничего поумнее.

— Достаточно, чтобы запустошить земли на два дня пути во все стороны, — сухо ответил отец. — Я о таком даже не слышал, хотя сколько уже на свете живу и чего только при мне не случалось… что-то небывалое там творится, сын.

— Но Гниль… кто ж про неё что знает?

— Никто. Даже мэтр Бравикус признаётся, что, как говорится, ни на топор, ни через колоду. Инквизиторы тоже… недалеко от него ушли. Ведьм жечь — это ведь не с многоножками сражаться и не пузыри запечатывать.

— Гниль всегда была, батюшка, — решился возразить Дигвил. — Когда-то сильнее, когда-то слабее. Я читал — случались годы, когда о ней вообще забывали. А потом всё снова, да и зло как!

— Вот именно — «и зло как», — сенор перебил сына. — Что толку с наших побед, что толку с Меодора, если тут Гниль гнездо свила?

— Гниль не может «гнездо свить», — осмелел молодой дон.

— Уж не знаю, чего она может, а чего не может, — отрезал Мервен Деррано. — Ясно лишь, что все наши расчёты Бездне достались, а может, и самим Шхару с Жрингрой. И если эта Гниль на юг повалит, за Артол и прямо сюда…

Дигвил Деррано не был трусом, не прятался за чужие спины в бою, но тут не выдержал — вздрогнул. Хорошо туповатому Байгли — радуется жизни с очередной пленницей и горя не знает. А скажи ему про Гниль — только в носу поковыряет с глубокомысленным видом и изречёт, мол, Ом Прокреатор не выдаст, многоножка не съест.

— И ещё вести пришли, — хозяин Деркоора поднялся, упёрся ладонями в жалобно скрипнувший стол, — с побережья. Заметили там костуру[1]варваров.