Папаня бушевал. В кабинет осторожно заглянула Полина.

– Милый, не стоит так нервничать. Кажется, я знаю, в чём причина такого поведения Тима. Он болен. Он просто слегка не в себе! – ворковала Полина. – Я нашла в его комнате использованный шприц.

– ЧТО?! – взревел папаша. – Мой сын – наркоман?

– Факты говорят сами за себя, – скромно заявила Полина, демонстрируя двумя пальчиками шприц. – В его комнате лежат шприцы. А Тим неуравновешен.

– Это шприц от антигистаминного препарата, курва. У меня аллергия на твою грёбаную псину! – рявкнул я.

Полина прикрыла лицо руками и захныкала.

– Не повышай голос на Полину! Она желает тебе добра!

– Я не наркоман!

– Сдашь анализы, посмотрим! – папаша стянул галстук, меча на меня разъярённые взгляды. – Тест ДНК показал, что ты мой сынуля. Но насчёт наркотиков я не уверен. Полина права. Ты чересчур подозрительно себя ведёшь!

– Пошли вы оба на хрен собачий, – устало сказал я. – Всё. С меня хватит. Ноги моей в этом доме больше не будет. Можешь смело вычёркивать меня из своего завещания и семьи, папуля. Adios, muchachos!

Я прошёл в свою комнату, чувствуя невероятное облегчение. Теперь можно покинуть стены дома отца окончательно и не плясать под его сумасбродную дудку!

Я раскатал большую спортивную сумку, собирая в неё то ценное для меня, что ещё не успел перевезти к себе в отдельную квартиру.

В холле я столкнулся с отцом.

– Далеко собрался?

– Да уж подальше от тебя…

Я толкнул входную дверь и упёрся взглядом в бычью шею папиных охранников. Папа не таскал охрану всюду за собой. Но охранники у него были. На всякий случай. Видимо, тот случай наступил.

– Ты что, серьёзно? – спросил я, когда два амбала подхватили меня под руки.

– Увы. Не хочу, чтобы мой сын, даже такой, как ты, был наркоманом.

– Ха-ха… Давай. Ладно. Но только поедем не в ту клинику, которую наверняка подсказала тебе твоя жёнушка, па… Мы поедем в первую попавшуюся. И я глаз не сведу с анализов.

Папаша раздражённо кивнул. Меня посадили на заднее сиденье внедорожника. Пока мы ехали в клинику, я подумал не о том, что живу в настоящем дурдоме. Мне было интересно, куда подевался Матвей?! Я не видел и не слышал его с того самого момента, когда решил сказать тост в честь Наты…

В квартире у Нонны тихо и спокойно.

Нонна показывает мне альбом со старыми фотографиями и выжидающе смотрит на меня. Я прошу забрать его себе на какое-то время. Мне просто нужно свыкнуться с мыслью, что улыбчивая кудрявая девушка с фотографии – моя мама. Нонна кивает.

– Я приму ванну, а потом буду у себя. Если что-то понадобится, ты знаешь, где меня искать…

Я разглядываю фотографии, чувствуя себя необыкновенно. Мне и волнительно и немного грустно. Мамы у меня нет, и я никогда бы её не узнала, даже если бы жила в семье. Мои грустные размышления прерывает звонок в дверь. Я знаю, что Нонна всё ещё нежится в ванной, и это надолго.

Я открываю дверь, предварительно посмотрев в глазок. Курьер.

– Цветы для Золушки. Юлии, – улыбается курьер и проворно сбегает вниз, оставляя меня стоять с корзиной алых роз.

Я вижу записочку, но не спешу её открывать. Вдруг это, вообще, от Баринцева?! Чёрт знает, что творится на уме у старого ловеласа, вроде него. Поэтому я поступаю очень глупо. Я просто ставлю корзину на пол подъезда и закрываю дверь.

– Юль, тебе не понравился букет? – слышится тихий голос Матвея.

Я вздрагиваю, поднимая голову вверх. Парень стоит на лестнице, этажом выше и наблюдает за мной.

– Это от тебя? – уточняю я.

– Да.

– Спасибо, – облегчённо вздыхаю я. – Я испугалась, что это от… Впрочем, неважно. Спасибо! – говорю уже радостнее.

Теперь, конечно, можно занести симпатичную корзину с букетом в квартиру.

– Постой со мной пару минут? – просит Матвей, спустившись.

– Извини, но уже поздно, – тихо отвечаю, жутко волнуясь.

– Всего пару минут, Юль! – просит парень и закрывает дверь за моей спиной до щелчка. – Я уже соскучился!

Матвей притягивает меня к себе. Через мгновение я оказываюсь в кольце его рук, удерживающих крепко, но бережно. Меня окутывает с головой его аурой, почему-то пахнущей для меня горьким шоколадом и пьянящей, как виски.

– Матвей, уже ночь. Очень поздно. Мне пора идти» – тихо говорю я, теряясь.

В клубе было легко изображать из себя развратницу, спрятавшись за париком и маской. В офисе компании это тоже довольно легко было сделать: скорчить из себя циничную девушку, охочую до развлечений, спрятавшись за броней из люксовой одежды, причёски и макияжа. Но сейчас Матвей застал меня врасплох. А я не успела нацепить ни одну из своих масок. Даже маска отчаянной детдомовки, отлупившей Тима по яйцам, осталась брошенной где-то в стороне. Осталась одна я, немного взбалмошная и наивная. А я понятию не имею, как вести себя с такими, как Матвей. Его непоколебимая уверенность в себе и собственной привлекательности постепенно сжимается вокруг меня, не оставляя возможности даже дышать.

Я держусь изо всех сил, чтобы не дрожать, но сама млею даже от того, как его длинные пальцы мягко ложатся на талию, немного сжимая её. Матвей действует вкрадчиво и осторожно, в противоположность Тиму. Меня завораживает мягкость и неспешность его движения. Он – словно гипнотизёр, околдовал меня. Я понимаю, что мы стоим в небольшом тупичке подъезда, нас не видно с основного коридора. Но я не помню, как мы здесь оказались. Только ощущаю каждой клеточкой тела, как Матвей зажимает меня между стеной и собой.

– Ты не злишься, Юль? – шепчет он, сверкая тёмными глазами в полутьме. – Не злишься на нас из-за того, что раскрыли обман твоего недо-парня?

– Нет, – честно отвечаю я, не умея сейчас даже соврать.

Я ни капли не расстроилась. Просто Руслан был фикцией отношений, и мне очень сильно хотелось верить, что я могу заинтересовать роскошного мужчину. А он на деле оказался альфонсом, обманщиком и просто самовлюблённым подлецом.

– Хорошо, – улыбается Матвей, приближается к моему уху, шепча. – А ты не злишься на меня?

– На тебя? – спрашиваю я пересохшими вмиг губами.

– Да, на меня, – отвечает он, будто невзначай прихватывая мочку уха губами.

– За что?

– За то, что оставил тебя…

Матвей умудряет шептать и оставлять лёгкие поцелуи между слов. На мочке уха, на виске, на скулах. Он гладит пальцами лицо и немного поворачивает его в сторону, мгновенно перебираясь на шею.

Прикосновения губ лёгкие, летящие, но заставляют дрожать, как миниатюрные уколы электрического тока.