Я сглотнула и поглубже спряталась в пену. Стало еще более неловко, чем было до этого. А Ранион отпил из бокала и прикрыл глаза. Тени от серебристых ресниц упали на щеки, и я невольно залюбовалась скульптурной красотой его лица. Хотел он того или нет, в общении с ним каждый миг был упоительной, медленной пыткой. Видеть его и бояться прикоснуться – это страшно.

Интересно, он испытывает те же чувства? Или они есть лишь у меня? Оставалось только гадать и пить вино, оно немного снимало внутреннюю дрожь. А напиться одной бутылкой на двоих вряд ли получится, можно не переживать.

– Ран, чего ты добиваешься? – спросила я после недолгого молчания, которое, однако, тяготило. Я не смогла себя убедить, что сидеть голой в ванне и пить вино с мужчиной, который до недавнего времени хотел тебя убить, это нормально.

– А разве обязательно чего-то добиваться, Вал? – с усмешкой спросил он. – Восемь лет я ждал, когда ты вернешься, чтобы отомстить. А когда ты вновь появилась в городе, я понял одну вещь…

– Какую? – тихонечко уточнила я.

– Ничего не изменилось. Ровным счетом ничего. Даже если я убью тебя, все равно не изменится. А значит, нужно как-то смириться с существующими обстоятельствами.

– И так ты смиряешься? – Я отсалютовала ему бокалом с вином.

– Так я пытаюсь почувствовать вкус к новой жизни. Признаться, – он бросил на меня задумчивый взгляд, – вполне возможно, у меня это получается. Это не менее интересно, чем заставлять тебя страдать.

– А почему ты решил почувствовать вкус к жизни именно со мной?

Намек на страдания я предпочла проигнорировать. Это все еще была очень скользкая и неприятная тема. Причем, предполагаю, для нас обоих.

– А тебе не кажется, Валенси, – он наклонился ко мне и пристально посмотрел в глаза, – что некоторые вещи предопределены судьбой? Ты приехала в город, в который не хотела возвращаться. Я спас тебя, хотя поклялся убить при первой возможности. Мы оказались в одном замке… Вино и беседа – вполне логичное продолжение этой череды обстоятельств. Мы должны были встретиться. И, возможно, ты тоже должна исправить то, что сделала восемь лет назад.

– Но я не знаю как!

– Ну, хотя бы позволить почувствовать мне вкус к жизни, согласившись вот на такое логичное продолжение.

Возможно, мне показалось, но в уголках губ ледяного мелькнула усмешка.

– А что еще в твоем понимании «вполне логичное продолжение»? – прошептала я, не в силах оторвать взгляд от резко очерченных соблазнительных губ, от которых веяло холодом и первым снегом.

До сих пор не могла привыкнуть к общению с ожившей ледяной статуей. В некоторые минуты мне казалось, что Ранион живой и теплый, как обычный человек. А потом что-то незначительно менялось – интонация его голоса, а иногда и просто освещение, – и передо мной снова сидела идеальная ледяная скульптура.

В теплой воде мне было хорошо, даже жарко, и я потеряла страх, который обычно сковывал меня рядом с драконом. Дыхание перехватило, но бороться с собой было невероятно сложно, и я сдалась. Вынула руку из воды и очень осторожно провела влажными пальцами по холодной щеке, чувствуя, как на подушечках пальцев тонкий слой воды превращается в хрусткий лед.

Нет! Ранион по-прежнему опасен. Глупо считать, будто что-то изменится только потому, что мне этого невероятно хочется. Он ледяной дракон, который способен заморозить одним лишь прикосновением! С ним опасно находиться в одной комнате, и тем более нельзя к нему прикасаться и мечтать о поцелуях! Это самоубийство!

Я резко отдернула руку и попыталась спрятать ее в воде, но ледяной не позволил и уверенным движением поймал меня за запястье. Его глаза горели неестественным синим светом, лед на дне радужки превратился в холодный, заставляющий дышать чаще, огонь. Руке было холодно, но я не чувствовала обморожения или чего-то подобного. Просто холод как предупреждение о том, что совершила очередную глупость.

Ранион медленно нагнулся, нависая сверху, заставляя меня вжаться в спинку ванны и замереть от страха и предвкушения. Холодные губы коснулись уголка рта, и я вздохнула, потому что поцелуй не обжег морозом.

Ран чуть отстранился и хрипло шепнул:

– Ты ведь понимаешь, Рыжик, что сегодня я непременно тебя поцелую? Даже если этот поцелуй убьет тебя.

– И тебе не будет жаль? – Голос дрожал, но я не боялась смерти. Почему-то не сейчас. И не с ним.

– Мне будет жаль, если я не попробую этого сделать, – признался он и склонился к моим губам.

Я слишком хорошо помнила те срывающие крышу и убивающие меня ощущения, но в этот раз все было иначе.

Ледяные губы, коснувшиеся моих, не хотели отомстить. Ранион целовал меня нежно, не касаясь руками, словно проверял грань дозволенного. В этот раз он не хотел меня сломать, просто испытывал на прочность.

Я мечтала почувствовать его объятия, пусть и замораживающие, но понимала, насколько это опасно. Этот невероятный эксперимент может стоить мне если не жизни, то здоровья. Медленные тягучие прикосновения, вкус вина на языке и холод. Сначала почти нестерпимый, а потом отступающий, сменяющийся волшебными эмоциями, которые дарили его губы. Этот поцелуй был похож на прогулку зимним солнечным утром, когда мороз щиплет щеки, когда мерзнут пальцы в варежках, но ты все равно не можешь надышаться этой кристально чистой свежестью.

Наслаждение от губ спускалось ниже. Сладко заныло внизу живота, и я была готова молить о большем, несмотря на остывшие руки, мурашки на плечах и замерзающий нос. Но Ранион очнулся первым, отпрянул, рассыпаясь снежинками, и исчез. А я только после этого заметила, что замерзаю не столько из-за поцелуя, сколько потому, что сижу в ванне, наполненной холодной водой, по поверхности которой ползет ледяная корка.

– Демоны тебя забери, Ранион! – выругалась я и пулей выскочила из холодной воды, чувствуя, что снова дико замерзла.

Зуб не попадал на зуб, и я не знала, во что бы такое закутаться, чтобы наконец согреться. Халат пришелся как нельзя кстати, хоть и волочился за мной по полу. Зато в него можно было завернуться три раза, а потом забраться на кровать, завернуться еще в плед и прижать к себе Пэрсика.

Я притянула к себе протестующе мякнувшего Пэрсика и засунула его под уютный и пушистый плед, закуталась в него сама поверх махрового халата и только после того, как полежала минут пять, начала согреваться.

Все же, что бы ни говорил ледяной, он явно задумал меня убить! Зачем он творит это со мной? И как оказывает такое странное влияние? Видимо, моя детская глупая влюбленность не прошла бесследно. Иначе чем объяснить, что рядом со снежным красавцем я просто теряю голову и готова превратиться в ледышку в его объятиях, лишь бы он никогда меня не отпускал и продолжал целовать дальше? Это ведь невероятно глупо! Нельзя рисковать собственной жизнью и здоровьем лишь затем, чтобы получить немного эмоций. Так почему же у меня отключается голова, когда я его вижу? Почему же мне так хочется забыть обо всем, когда он рядом? И почему я верю, будто именно мое тепло сможет отогреть его ледяное сердце?