Богомолец попросил Лаго переговорить с Беседовским о возможности подготовки информационных сообщений по советской тематике, разумеется за денежное вознаграждение. Он учитывал при этом, что финансовые дела Беседовского, хотя тот и хорохорился, были не столь хороши, чтобы пренебрегать дополнительными поступлениями.

Лаго затеял такой разговор, акцентируя внимание на том, что на англичанах, для кого, собственно, и предназначается такого рода информация, можно подзаработать. Беседовский не встал в позу — здесь Богомолец оказался тонким психологом — и без лишних слов согласился. Он подготовил информационное сообщение, которое Лаго на очередной встрече вручил Богомольцу.

Источник из НКИДа сообщал, что новым в стиле работы наркомата стали еженедельные заседания, в которых участвуют сам нарком, все его заместители и заведующие отделами. Результаты обсуждения внешнеполитических вопросов на таких совещаниях докладываются затем наркомом или его заместителем Крестинским в политбюро. Таким образом исключается разнобой в оценке тех или иных проблем и формируется оптимальный подход к их решению. В каком качестве источник имеет доступ к информации, Богомольцу пока не вполне было ясно, но сама информация явно заслуживала внимания:

«Состоялись конфиденциальные переговоры Литвинова с госсекретарем САСШ Стимсоном по вопросам советско-американских отношений. В Москве серьезно обеспокоены положением на Дальнем Востоке и угрозой военного столкновения с Японией, которого советское руководство желало бы избежать. Одним из рычагов сдерживания японского «движения» там считают прогресс в отношениях СССР с САСШ. С этой целью в Вашингтоне начались переговоры, предполагающие неординарные шаги в двусторонних отношениях».

Богомолец направил информацию Гибсону, а тот — в свой центр. Через некоторое время пришла весьма положительная оценка информации с указанием на то, что сведения об американо-советских контактах подтвердились из других источников. В Лондоне заинтересованы в получении подобной информации и в дальнейшем.

Ну, это был бальзам на душу. Наконец-то удалось нащупать солидный канал получения закрытых сведений по вопросам внешней политики СССР. Немного раздражало только то обстоятельство, что господин Беседовский скрывал источник своей информации. От него не требовалось называть имя, но хотя бы должность, которую занимает в НКИДе его информатор. На этом настаивает штаб-квартира, потому что информацию такого уровня надлежит докладывать главе кабинета.

Богомолец все настойчивее требовал более регулярной информации от источника Беседовского в НКИДе. Он постоянно ставил этот вопрос перед Лаго, тот увертывался как мог, потому что ему неудобно было теребить своего начальника. К тому же если Беседовский не хочет раскрывать своего информатора, то это его право и с точки зрения безопасности человека в Москве такое поведение вполне объяснимо.

А Беседовский дает очередную информацию: «В Москве в части развития советско-американских отношений, оказывается, очень рассчитывали на Баруха — советника президента Рузвельта по финансовым вопросам. Его хорошо там знали, он недавно ездил в СССР, знаком с ходом выполнения пятилетнего плана и оказался заинтересованным в ряде сделок по линии Амторга. Собственно, на это, по мнению источника, и надеялись. Однако выяснилось, что в окружении президента есть человек, который будет препятствовать советской “игре” в Америке. Им оказался полковник Леман, старый знакомый большевиков. Выходец из юго-западного района России, он хотел после революции вывезти свою семью в Соединенные Штаты, но “Интуриста” еще не было, и получить разрешение на выезд было чрезвычайно сложно. Тогда он проехал в Бессарабию и с помощью контрабандистов вызволил своих родственников».

Эти сведения Богомолец попридержал, дожидаясь следующего поступления, ему хотелось иметь солидную информацию по такой серьезной проблеме, как советско-американские отношения, которая в ориентировке штаб-квартиры фигурировала как одна из приоритетных.

Лаго докладывал в Центр, что вопрос о человеке Беседовского в НКИДе становится все более неудобным для него, причем сообщения Беседовского по вопросам советско-американских отношений как раз привлекали наибольшее внимание штаб-квартиры СИС. Там особенно интересовались всем, что было связано с возобновлением переговоров о признании СССР Соединенными Штатами. Богомолец буквально «сел» на него, требуя регулярной информации от человека из НКИДа, которого сам Беседовский и с его подачи Богомолец закодировали как «Папаша», узнав, что так в кулуарах Наркомата иностранных дел звали Литвинова.

Выдержав паузу, Беседовский представил очередную информацию. Его доверенное лицо сообщало, что со времени поражения Гувера на президентских выборах 1932 года Москва стала активно интересоваться перспективой своих отношений с американцами. Избрание Рузвельта было расценено советскими внешнеполитическими экспертами как симптом грядущего обострения отношений Соединенных Штатов с Японией и даже вполне вероятного в обозримом будущем военного конфликта между ними. Именно в таком духе были разосланы ориентировки в советские полпредства за рубежом, откуда, собственно говоря, источник и знает о существе дела. По его оценке, Москва учитывает настроения влиятельных членов демократической партии, которые, как предполагается, будут иметь вес в президентской администрации.

Начались сложные переговоры о советских закупках в Америке больших партий пшеницы на условиях долгосрочного кредита. Зерно должно быть загружено на суда и доставлено в основном в советские тихоокеанские порты. Руководитель советской делегации на переговорах Межлаук дал понять, что это зерно предназначено для создания неприкосновенного запаса на случай возникновения вооруженного конфликта на Дальнем Востоке.

Американцы якобы добиваются концессии на оборудование коммерческой авиабазы на Камчатке. Русские на это не идут, указывая на то, что подобный шаг неизбежно был бы расценен японцами как вызов и означал бы военный конфликт СССР с Японией, к которому Москва не готова, ибо не имеет достаточных финансовых и продовольственных резервов. Если американцы предоставят таковые, то советская сторона сможет изменить свой тон в отношениях с Японией.

Копии этих сообщений А/243 передал при личной встрече работнику советской разведки, и они были направлены в Центр.

После этого дело с работником НКИДа заглохло, несмотря на все усилия Богомольца. Беседовский говорил, что не может понять, чем вызвано молчание его источника, хотел послать связника. Богомолец понимал, что ничего подобного он не сделает, никаких связников у него нет и надо рассчитывать на свои возможности. Он решился вопреки прежней договоренности с Лаго на личный разговор с Беседовским.

Когда Богомолец заговорил с Беседовским о «Папаше», тот подтвердил, что это его старый приятель, работающий в НКИДе. После своего разрыва с большевиками Беседовский продолжал поддерживать с ним связь, с оказией посылал ему письма, но сейчас переписка прервалась. Беседовский объясняет это тем, что его друг просто опасается за свою судьбу, да, очевидно, и не видит смысла во всем этом деле, за которое он ведь ничего не получает. Ему, надо это признать, были обещаны деньги, но их нет, и обещание, таким образом, исполнено не было. А может быть, у него есть и другие причины молчать.