– Слыхал, что медведь тебя порвал. Думал, уже отпели тебя.

– Многие так думали, – кивнул Кондрат, не торопясь осматривая кузницу, – только выжил я.

Умолк боярин. Помедлил немного, вперив взгляд в кузнеца, словно хотел прощупать его своим взглядом, узнать все тайные мысли и понять, можно ли ему доверять. Наконец, вновь заговорил:

– Кузнецы мои рассказывают, что ты удалым бойцом был когда-то. С караванами купеческими за моря ходил. А еще раньше с разбойниками знался. Правда ли это?

– У всякого своя правда, – ушел от прямого ответа Васька, в глазах которого Кондрат читал непонимание и даже недоверие. Не уразумел еще кузнец, зачем пришел к нему этот странный боярин и завел туманные разговоры. Но и боярин таких странных кузнецов еще не видел.

– Так был ты бойцом или нет? – первым не выдержал Кондрат.

– Был, – не стал на этот раз юлить и ерничать Васька, зло сверкнув глазами, – караваны византийские грабил с товарищами моими, в атаманах ходил, много добычи взял. Да истлело уж всё. Прогулял. За мою голову тамошние богачи бочонок золота давали. А мне все нипочем. Не люблю я купцов. Да и золото не люблю. Мне другое надобно. Теперь вон кузню открыл. Ну, услыхал, что хотел?

Он вдруг умолк, словно сказал лишнего, но этого Кондрату хватило. Боярин сумел-таки разговорить «кузнеца».

– Так что, если ты судить меня пришел, боярин, – усмехнулся Васька, – по каким старым делам, то – забудь. Я один всех твоих молодцов на ремни порежу, а тебе глаза выколю, только дернись. Хоть и не богатырь с виду. А парни мои добьют, кого скажу. Они у меня шустрые, не смотри, что малые с виду. А потом ищи-свищи меня по лесу. Я как ветер. Раз и нет меня.

– Не судить я пришел тебя, – объявил Евпатий, – а учиться.

– Учиться? – переспросил Васька Волк, удивлению которого не было предела. – В кузнецы что ль решил податься? Забудь. Не боярское это дело.

– С тех пор как медведь на меня напал, я почитай месяц в беспамятстве пролежал, – начал излагать Кондратий свою легенду, – сны странные видел. А как очнулся, да силы стали возвращаться, вдруг понял, что на мечах биться разучился. Позабыл почти всё, хотя ранее первейшим бойцом был. Князя спас, а сам теперь потерялся.

Боярин шагнул вперед, приблизившись к ошарашенному кузнецу.

– Мне без такого умения никак.

Тот стоял не шелохнувшись, скрестив жилистые руки на груди, а на лице его было какое-то потерянное выражение. С недоверием смотрели холодные глаза кузнеца на боярина.

– Так ты ко мне, бывшему атаману разбойников, боярин княжеский битве на мечах приехал учиться? – ухмыльнулся Васька. – Забавно.

– Может, и так, – согласился Кондрат, которому сейчас совсем не хотелось улыбаться, – только мне не забавно. Скоро в деле ратном себя показать надо будет, а я клинком взмахнуть могу, да и только. А биться как следует – нет. Времени у меня мало. Поможешь – озолочу. Но только дело это между нами остается. Молчать будешь до конца дней своих, иначе сам удавлю, и лес тебя не спасет. Отыщу. Сил у меня хватит, знаешь.

– Так ты в такую глушь от позора забрался? – вдруг расхохотался бывший атаман. – Чтоб дружки твои, бояре, до поры не сведали. Теперь понятно, чего так тянул.

Кузнец подошел к огню и пошевелил заготовку, засунув ее в угли поглубже.

– Ну что же, – кивнул он, – горю твоему помочь можно, боярин. Только время на тебя потрачу свое, а у меня заказ висит. Купцу Рекину обещал топоров наделать. А я обычно сроки держу. Так что сейчас дашь кошель с золотом, а спустя седмицу еще столько же.

– А хватит седмицы-то? – усомнился Кондрат.

– Если ты бойцом был, да голова прохудилась – руки вспомнят, – рассудил бывший атаман, сжав и разжав кулак, а затем поднимая вверх раскрытую ладонь, – они все помнят. А если за этот срок не вспомнят, то и вспоминать нечего. Навсегда таким останешься. Видел я бойцов, память потерявших. Это – к бабке не ходи.

Замолк вдруг бывший атаман, будто припомнил что-то.

– Только с тобой больно странно вышло, – произнес Васька Волк, словно заподозрив подвох и бросив быстрый взгляд на боярина, – память обычно от тяжкого удара теряют. А тебя медведь лишь немного порвал да бросил… голову вовсе не трогал. И говоришь ты как-то… Может, не медведь это был вовсе, а, боярин? Или ты мне сказки рассказываешь?

Кондрат молчал, не зная, что ответить этому прозорливому атаману, нутром чуявшему обман.

– Ну, да мне все равно, – не дождавшись ответа, добавил Васька, отводя свой пронзительный взгляд. – Я ничего и никого не боюсь. Ни на том, ни на этом свете. Как порешим?

Кондрат подумал немного и кивнул, словно очнувшись.

– Хорошо, пусть будет седмица. Я с собой доспехи привез и оружие.

– Без надобности. Обратно отправишь. Найду я тебе оружие. Вон, видишь, его здесь сколько.

Кузнец помолчал немного, обдумывая свои следующие слова.

– Жить все это время здесь будешь. На хлебе и воде, – сообщил кузнец боярину условия, как отрезал, – бугаев своих обратно в город отправь с приказчиком, ни к чему они мне. Пущай через семь дней возвращаются за тобой с остатним золотом. А там – если захочешь, исчезну я, и никто про меня не вспомнит, а про тебя не узнает. Уговор?

На мгновение Евпатий напрягся, прикидывая варианты, – один в лесу с атаманом разбойников и его подмастерьями. Этому Ваське, похоже, на тот свет человека отправить за пригоршню монет раз плюнуть. А то и просто ради удовольствия кровь пустить. Но выхода не было. Сам напросился. Значит, придется рискнуть.

Кондрат отвязал от пояса кошель с золотом и кинул его кузнецу.

– Уговор.

А сам вышел на свет и, обведя взглядом своих охранников, объявил Захару:

– Я остаюсь здесь погостить. Один. Через семь дней вернешься за мной и привезешь кошель с золотом.

Услыхав такой приказ, Захар даже опешил.

– Здесь? С этими разбойниками? – он даже свесился с седла, наклонившись к собеседнику. – Побойся бога, Евпатий Львович, я тебя одного не оставлю. Тебе еще в Чернигов ехать с княжеским подарком. А вдруг эти лиходеи…

– Делай, что велено, – повысил голос боярин. – Уезжай не медля. А за меня не бойся. Делами займись. Через семь дней вернешься. Если что, знаешь, где искать.

– Воля твоя, боярин, – поклонился Захар и, сверкнув глазами в сторону ухмылявшегося в сторонке кузнеца, медленно увел отряд по тропе обратно к речке Проне. Пока кони осторожно переступали копытами по узкой тропинке, приказчик еще дюжину раз успел обернуться.

Когда все его люди уехали, и боярин вновь остался один на один с кузнецом, на поляне ненадолго воцарилась тишина, прерываемая лишь пеним птиц. Кондрат, прищурившись, посмотрел на солнце, едва проглядывавшее сквозь вершины могучих сосен, хотя времени было уже больше полудня. Место здесь было глухое и тихое. Словно бы созданное аккурат для разбойников, чтобы дела свои делать тайно, подальше от людского глаза. И зачем доброму кузнецу здесь кузню строить? Но сейчас Кондратию как раз такое место и было нужно. Он ведь приехал учиться на мечах биться, а про все остальные умения боярина, который тоже мог удавить человека двумя пальцами или играючи все кости переломать десятку неподготовленных мужиков, кузнецу до поры знать было не нужно. Кондрату, конечно, еще ни разу не выпадал случай в новой жизни проверить свои умения в рукопашном бою, но был уверен – все помнит.