– Знаешь что? Давай пока не будем особо умничать, дождемся темноты, спустимся вниз, а там видно будет, – предложила Савельева.

Так и сделали. Конечно, приятельницы видели сверху практически все, что происходило в округе. Но, когда они спустились вниз и оказались на территории бывшего лагеря, все равно испытали настоящий шок.

Повсюду валялись тела убитых, горело все, что могло и не могло гореть. Воздух был наполнен запахом гари, мгновенно проникавшей в легкие, заставлявшей заходиться в неукротимом кашле.

Подруги медленно обходили территорию, заглядывая в лица убитых. Невероятно, но факт – только им двоим удалось выжить в этой жестокой мясорубке. Тела несчастных рабов и их безжалостных надсмотрщиков и недавних мучителей по страшной иронии судьбы лежали рядом. Теперь они все были равны перед Небом в своей страшной одинаковости и вечной неподвижности.

– Слушай, Ален, – стараясь подавить рыдания, заговорила Юлька, – я лично в ангар по доброй воле ни за какие коврижки не пойду, хоть и вся одежда там. Лучше умру от холода.

– Давай помирай, – легко согласилась та, – подумаешь, одним трупом больше, одним меньше, мне теперь не привыкать, мне это теперь тьфу! Пойдешь как миленькая. Тебя дома сыновья ждут, а ты тут чувствительную барышню будешь из себя корчить? Давай-давай, а я посмотрю. Хватит надо мной издеваться, я тоже не железная. Мы за своей одеждой и не пойдем, нам нужно дойти только до первой раздевалки и подобрать себе теплые вещи. Все, слушать больше ничего не хочу, сейчас совсем стемнеет, и мы с тобой окочуримся. Стоило так трепыхаться, чтобы загнуться из-за отсутствия паршивой телогрейки. Пошли.

Алена подтолкнула дрожащую подругу локтем под ребро и смело сделала первый решительный шаг к ангару. Ей самой было страшно до колик в животе, но выхода не было. Не замерзать же из-за своего собственного страха. Осторожно продвигаясь в полной темноте внутрь ненавистного ангара, подруги кое-как добрели до раздевалки. На ощупь нашли себе теплую одежду и пулей вылетели на свежий воздух. Привычно и споро натянули на себя уродливые телогрейки и брезентовые штаны.

– Юль, послушай, нам же с собой нужно хоть еды какой-нибудь раздобыть, а? Может, икры с собой захватим на всякий случай?

Бандура была абсолютно права. Неизвестно еще, какие испытания ждут их впереди и сколько понадобится слабых женских сил, чтобы дойти до желанной финишной прямой. Продуктовый запас точно не помешает.

– Ни за что! Хоть убей, и не говори мне вообще таких слов никогда, слышишь, никогда не говори! – заорала Юлька как ненормальная.

– Юль, что с тобой? Каких слов? – опешила Алена, понимая, что с подругой началась самая настоящая истерика.

– Я тебя предупреждаю, если я услышу от тебя хоть когда-нибудь слова «икра» и «рыба», я за себя не ручаюсь! – продолжала кричать и плакать Юлька. Ее душили рыдания, с которыми она не могла справиться.

– Все, все, успокойся. Сейчас что-нибудь придумаем, мы же с тобой всегда что-то придумываем, правда? И здорово это у нас получается, да, Юль? Ну вот, полегчало, мой хороший? И правильно, и замечательно. Теперь все будет хорошо. Хватит нам уже хлебать горе большим половником. Только нужно еще чуть-чуть постараться, и этот кошмар закончится.

Юлечка, мы уже почти дома, ты об этом сейчас думай, только об этом.

Всему наступает конец, слезы все-таки закончились, сил кричать и биться в истерике тоже не осталось. Юльке стало по-настоящему стыдно. Нашла время страдать и истерить. Можно подумать, что Алене легче. Но ведь находит где-то силы держать себя в руках. Она последний раз шмыгнула носом и тихонечко выдавила из себя тихое: «Прости, Ален». Та в ответ только великодушно махнула рукой.

Перед тем как тронуться в путь, подругам все равно пришлось совершить самый настоящий подвиг. Они немного посовещались и пришли к единодушному мнению, что, как бы их ни мутило и ни корежило, а собраться в дальнюю дорогу необходимо. Пришлось еще раз совершать скорбный обход. Они старались не смотреть на лица погибших, когда приходилось обыскивать неподвижные тела в поисках нужных вещей. Юлька ощущала себя мародером. Она так сжимала зубы, чтобы вновь не заплакать или не закричать, что у нее онемела челюсть.

Выдвигались приятельницы от побережья, как настоящие коммандос: превозмогая страх, они забрали у погибших охранников по пистолету. В сгоревшем доме утех им удалось обнаружить несколько искореженных огнем банок тушенки. Банки были здорово изуродованы, но, посоветовавшись, все-таки решили взять их с собой. Но самым лучшим приобретением для предстоящего возвращения домой был настоящий армейский фонарь, который они нашли совершенно случайно.

Бывшие пленницы уходили все дальше и дальше от места их рабского заточения, которое теперь превратилось в страшное поле побоища и смерти. Шли быстро, как только могли, ни на секунду не останавливались. Ни одна из них ни разу не оглянулась назад.

Идти было тяжело, потому что из опасения быть замеченными (мало ли как могли еще повернуться события, кто их этих бандитов знает!) решили двигаться не по накатанной дороге, а параллельно ей.

Задачка была не из легких, проходилось буквально продираться сквозь густые заросли кустов и деревьев. И в то же время нужно было постоянно следить за тем, чтобы не уклониться в сторону от дороги. После всего пережитого, когда судьба благосклонно посылала им, наконец, реальный шанс на спасение, было бы просто бездарно и очень обидно заблудиться среди бесконечных сопок.

Подруги не обращали внимания на усталость, тяжелую одежду и неудобную обувь. Они продвигались вперед с какой-то маниакальной настойчивостью. Им казалось, что идут они быстро, но уже через пару часов тяжелого пути женщины еле переставляли ноги. Поминутно спотыкаясь о кочки и коряги, падали, поднимались и вновь устремлялись к дому…

Темнота заставила расположиться на ночлег, вернее, остановиться и упасть на землю. В целях безопасности единодушно решили костер не разжигать. Несмотря на страшную усталость и предельное нервное перенапряжение, уснуть не смогли. Так и просидели всю ночь, прислонившись друг к другу спиной. О пережитом даже не вспоминали, до самого рассвета говорили только о доме, своих родных и близких, грезили о ласково-пенной ванне, домашнем уюте, чашечке настоящего кофе.

Дни и ночи тянулись как в дурманном кошмаре. Очень хотелось верить, что Малышев поможет им в беде, но сидеть сложа руки осиротевшие мужья были просто не состоянии. Наконец, спустя долгие трое положенных суток, у них в милиции приняли заявление о пропаже двух женщин, их любимых и единственных, но от этого не стало легче. Они прекрасно понимали, что никто не сможет помочь им в их беде.

Ожидание сводило с ума. По гарнизону поползли гаденькие сплетни, но это меньше всего волновало мужчин. Главное было не в этом.

С каждым днем становилось все тяжелее, надежды на счастливый исход этого затянувшегося детектива таяли, как весенний рыхлый снег.

Савельев не понимал, почему он еще жив. Он не мог спать, есть, разговаривать. Он находился на грани помешательства от собственного бессилия. Что могло произойти с его девочкой? Почему он не в силах ей помочь? Он, такой большой и смелый, самостоятельный, решительный мужик, топчется по дому и не знает, что делать. Честное слово, даже на войне было легче. Он в тысячный раз казнил себя и терзал душу запоздалыми обвинениями. Зачем он разрешил ехать жене в Китай! Будь проклят тот день и час! Где она, что случилось, что с ней происходит в эту минуту?