– Нет, девчонки, ничего так у нас не выйдет, – со вздохом подвел он итог после долгих невразумительных дебатов, – давайте буду говорить я, а вы уж, будьте так любезны, сумейте выслушать меня наконец.

– Андрюш, – вновь перебивая Карнаухова, вступила в разговор Юлька, – а ты не мог бы сообщить нашим, что мы живы, где находимся и вообще? И придумывать больше ничего будет не надо. Нас бы сразу спасли. Разве не проще поступить именно так? Зачем все усложнять?

– Девочки, милые мои, вы очень плохо понимаете ситуацию, вернее, вы ее совсем не знаете. Вы думаете, что здесь работает подпольный завод по переработке икры? Нет, вы глубоко ошибаетесь. Дело обстоит гораздо серьезнее, и вы сами в этом скоро убедитесь. Здесь основной продукт не рыба. Рыба и икра – это детские забавы, так сказать, сопутствующий фактор. Я знаю, сколько вам пришлось испытать за эти дни, но вы поймите одно: я не могу идти с повинной, потому что это ничего не даст и никого из нас не спасет. Это тупиковый вариант, погибнем все. Ситуация крайне сложная. Тут идет очень крупная игра, а руководят этой игрой очень большие и серьезные дяди, у которых в руках сосредоточена настоящая власть.

– Да что ты все елозишь вокруг да около, – не выдержала Алена, – игра какая-то, дяди ему не такие. Хватит выкручиваться и юлить, Карнаухов. Хоть раз в жизни сумей вести себя как настоящий мужик. Чего проще, у тебя передвижение свободное, идешь себе, аккуратненько приходишь в милицию, пишешь явку с повинной и рассказываешь, что у них под боком творится. И все. Пленники спасены, преступники наказаны. Посидишь, конечно, в тюрьме, не без этого. Зато мы тебе с Савельевой будем передачки носить. И даже молиться за тебя будем, правда, Юль?

Юлька согласно мотнула головой. Карнаухов криво усмехнулся в ответ:

– Ладно, слушайте меня внимательно. Видимо, придется вам открыть глаза на происходящее. Вы умудрились попасть не куда-нибудь, а на перевалочный пункт транспортировки наркотиков, и пункт этот не шефу принадлежит. Шеф в этой большой игре – обыкновенная проходная пешка, хоть и изображает из себя местечкового монарха.

Заводик этот – составная часть настоящего международного криминального синдиката. Рыба – только прикрытие. И способ транспортировки и переправки. Вы же работаете в первом зале? Правильно, там рыбу чистят, потом ее перевозят в следующий зал, вы этого уже из-за своего конвейера видеть не можете. В выпотрошенную рыбу закладывают пакеты с героином, который фасуется в последнем, третьем зале, потом все вывозят на пирс, искусно складируют и переправляют на катера. Затем готовый товар укладывают в холодильники, продукция замораживается, маскируется, и все, прощай, Дальний Восток!

– Ничего себе, – ахнули подруги в один голос.

– Вот такие дела, девочки. И в этом бизнесе замешаны такие имена и фамилии, что вы себе и представить не можете. Думаете, я не пробовал выскочить? Дернулся пару раз, да обжегся. Не верю теперь никому. Сегодня их портреты по всему краю развешаны, мы за них голосуем, а завтра они моего шефа со своими правильными рожами приезжают инспектировать, вот так-то. И не думайте, что нам кто-то сможет помочь, помочь себе можем только мы сами. Приду я в милицию, и что? Сгину бесследно, и все. Вам тогда точно крышка. Надо действовать осторожно, по-умному. Идти напролом – затея не только глупая, она обречена на провал изначально.

– Хорошо, что ты предлагаешь? Андрюшенька, ты спасешь нас? – Юлька начала хлюпать носом. Вот так всегда. Только поверили, что все закончится благополучно, а тут такие ужасы, что мороз по коже.

– Сейчас у них какой-то напряг пошел, что-то уж больно нервничать дяди начали. По моим сведениям, сорвалась тут у них одна выгодная сделка, подробностей, правда, я не знаю, теперь между собой никак разобраться не могут.

Юлька с Аленой переглянулись, но промолчали. Нечего пока душу наизнанку выворачивать. Торопиться некуда. Надо сначала дослушать.

– Договариваемся, девчонки, так: завтра я улетаю, буду дня через два-три, сразу подам вам сигнал. Будем ждать. Как только выберем удобный момент, сразу рвем домой, тут лету-то полчаса. А там будь что будет. Мне все равно крышка, хоть вам не дам сгинуть. И не дергайтесь, если хотите увидеть своих детей, наберитесь терпения.

Выслушав Андрея, Юлька тяжело вздохнула и посмотрела на него с жалостью:

– Андрюш, а что же с тобой будет?

– Юлька, хороший ты человечек. Только ты и меня пойми. Не могу я больше каждую секунду чувствовать себя последней гадиной, не для того я родился на этот свет, в конце концов. Утром встаю, бреюсь, смотрю на себя в зеркало и только об одном жалею, что в моих руках не опасная бритва, а «жиллет». Не поверишь, полоснул бы по шее и избавился сразу от всего – от страха, чувства гадливости и ненависти к себе. Запутался я совсем, потерялся.

Андрей поднялся со стула и стал нервно мерить шагами небольшую комнату.

– Мне, по большому счету, все равно, что будет со мной дальше, знаю только, что если сумею вас вызволить, то хоть чуть-чуть отмоюсь перед своей совестью. Может, не так страшно будет подыхать, глядишь, кто и вспомнит добрым словом, помолится да свечку в храме поставит за мою заблудшую душу.

– Ой, Карнаухов! Узнаю! Опять давим на жалость! Не могу, сейчас расплачусь. Не человек, а образец покаяния. Мы сейчас прямо в ножки упадем, благодетель ты наш. Это ты Юльке можешь всякую ерунду втюхивать, она у нас всем верит и каждого понимает. Вон смотри, сидит, как Чебурашка, глаза круглые, а с растопыренных ушей уже лапша свисает, которую ты нам тут навешал. Ты лучше скажи, объясни нам с Юлькой по-человечески, по-простецки так, почему ты дрейфишь нашим сообщить обо всем, что тут творится? Ну, менты продажные – это все понятно. Ну, власти, депутаты там разные. Но военные? Я всех вроде знаю, паханов и боссов среди них что-то не встречала. О своей шкуре печешься, страдалец? Понимаешь, что разорвут тебя наши на тысячи мелких клочков, и будут рвать больно и долго. Опять труса празднуешь, герой – штаны с дырой?

– Алена, ты меня обидеть не сможешь, сколько бы ни практиковалась в язвительности. Я и так вам наговорил много лишнего. Ты же видишь, что тут делается. И какова тут цена жизни. Но вашими жизнями я рисковать не имею права! Вы и так каждый день ходите по лезвию ножа. Мне ты можешь верить, можешь не верить – это твое личное дело. Только шансов-то у вас пока больше нет, и вряд ли будут. Никто вам, кроме меня, помочь не сможет, понятно это тебе или нет? Так что думай что угодно, но хотя бы не сопротивляйся.

– Правда, Ален, ну что ты к человеку пристаешь? Не видишь, ему и так тяжко? Нужны ему наши нравоучения, он уже себя сам сто раз за все наказал, – одернула подругу Юлька.

– В общем, девчонки, – продолжил Карнаухов, – слушайте внимательно мой план. Как только вернусь, у меня будет некоторый зазор – шеф дает мне обычно время на отдых. Вызову вас опять сюда, перед этим постараюсь, чтобы все остальные были в кондиции. Это не сложно, дело техники. Устроим грандиозную гулянку, с хорошим шумом, чтобы слышно было по всей округе.

Как только подам сигнал, идем к вертолету, изображая приличное подпитие и готовность к подвигам. Там всего двое охранников, наплету им с три короба, что, мол, есть у меня заветная мужская мечта познать любовь на борту воздушного судна, здесь такие зигзаги поощряются – начальство считает, что доблестные воины имеют право на отдых и всякие неординарные фантазии. Главное, попасть на борт, а там, пока очухаются, то да се, мы уже будем в Перегудовке.