Но ни тебя, ни меня Ему не уничтожить;

Он в силах изменить нас, но не одолеть;

Мы бессмертны, и нам суждено бороться

С Ним, если он пожелает воевать с нами.

Лорд Байрон «Небо и Земля» (1821)

Городок Седлец находится приблизительно в тридцати милях от Праги. Нелюбопытного путешественника, возможно, отпугнет унылое предместье, и он может даже не остановиться здесь, а поспешит к близлежащему и лучше известному городу Кутна-Гора, который, разросшись, теперь фактически поглотил и сам Седлец. Но когда-то все в этих местах было по-другому: ведь в этой части бывшего Королевства Богемия находился один из самых крупных серебряных рудников Средневековья. К концу тринадцатого века именно в этом районе добывалась треть всего серебра в Европе, но серебряные монеты чеканились здесь уже с X века. Серебро многих соблазняло перебираться сюда, превращая эти края в серьезного соперника для экономического и политического превосходства Праги. Съезжались все: интриганы и авантюристы, торговцы и ремесленники. А там, где крепла экономическая мощь, всегда появлялись представители единовластия, стоявшего над всем. Где появлялось богатство, туда приходила и Церковь.

Первый цистерцианский монастырь был основан в Седлеце Мирославом из Цимбурка в 1142 году. Монахи, привлеченные возможностью добывать серебряную руду, прибыли сюда из Валдсассенского аббатства в Верхней Палатинате, так как Валдсассен являлся составной частью моримонской линии монастырей, связанных с добычей горной руды. (Цистерцианцы, надо отдать им должное, культивировали крайне прагматичное отношение к богатству и его накоплению.) Выходило, что Бог улыбался, глядя на их старания, и благословлял их, так как во второй половине тринадцатого века богатейшие залежи серебряной руды были найдены и на монастырских землях. Благодаря этим открытиям резко возросло влияние цистерианцев. Печально, но внимание Бога очень скоро переключилось на что-то другое, и уже к концу тринадцатого столетия монастырь пострадал от первого из многочисленных набегов неприятеля и был разгромлен. Процесс разрушения достиг своего апогея в 1421 году, когда монастырь подвергся очередному нападению, после которого там остались лишь тлеющие руины. Это нападение было отмечено и первым появлением поборников веры.

* * *

Седлец, Богемия, 21 апреля 1421 года.

Шум сражения стих. Стены монастыря перестали содрогаться, и монахи на время избавились от зависшего в воздухе серого пепла, который оседал на их белых одеяниях, накапливался в тонзурах так, что молодые казались старыми, а старые выглядели мумиями. Где-то на юге еще полыхали пожары, и убитые накапливались за ближайшими воротами кладбища, куда каждый день подвозили все новые и новые тела.

Аббат Седлеца стоял в воротах своего домика, в тени монашеской церкви. Он был наследником великого аббата Хейденрейха, дипломата и советника королей, умершего сто лет назад, благодаря которому монастырь стал центром влияния, власти и богатства. При аббате Хейденрейхе на землях ордена были открыты огромные залежи серебра, но при этом он никогда не забывал монашеского долга перед менее удачливыми детьми Бога. Так, вместе с собором росла и больница, среди поселений рудокопов, с одобрения Хейденрейха, были построены временные часовни, монахи хоронили мертвых, без числа привозимых к монастырскому кладбищу, без осуждения и жалоб. "Какая ирония, — подумал аббат, — что в основе достижений Хейденрейха лежат те самые семена, которые теперь проросли и привели к гибели сообщества, поскольку они стали магнитом для всякого рода католиков и их лидера, святого римского императора Сигизмунда, претендента на корону Богемии. Его армии взяли в осаду Кутна-Гору, и усилий аббата не хватило, чтобы удержать некоторое расстояние между монастырем и лагерем императора.

Знаменитое богатство Седлеца являлось искушением для всех. Этот город давал кров картезианским монахам из Праги, чей монастырь был разрушен несколькими годами ранее во время разрушительных столкновений, которые последовали за смертью Вацлава IV. Те, кто стремился ограбить Седлец, не нуждались в особых мотивах.

Все началось с убийства реформатора Яна Гуса. Аббат когда-то встречал Гуса в бытность того деканом факультета искусств Университета Праги, ректором которого он стал впоследствии. Ян Гус тогда готовился к посвящению в церковный сан, и аббат был потрясен его горячим рвением. Однако реформистские настроения Гуса таили в себе опасность, и, по мнению аббата, было ошибкой назначить этого человека в 1402 году (до того момента, как он возглавил реформистское движение, оставалось еще десять лет) проповедником на кафедру церкви Вифлеема, основанной в Праге. Но в те годы Гус был личным исповедником самой королевы, и только в горячечном бреду кто-нибудь посмел бы высказываться против него. Да и в любом случае существовали более неотложные проблемы, и не самая маловажная из них заключалась в противоречивых претензиях трех различных пап: Иоанна XXIII итальянского, бежавшего из Рима и нашедшего убежище в Германии; Григория XXII французского; Бенедикта XIII испанского. Последние двое уже смещались с престола однажды, но отказывались мириться с такой судьбой. Церковь переживала кризис, и в такие времена претензии Гуса на издание Библии на чешском языке и его настойчивое нежелание читать мессу по-латыни в Чехии привели к тому, что его посчитали еретиком. Ко всему прочему, он придерживался убеждений другого еретика, покойного Джона Уиклифа, и во всеуслышание называл Иоанна XXIII антихристом (впрочем, с таким определением этого нравственно испорченного человека аббат отказывался спорить, по крайней мере в глубине души). Едва ли можно было посчитать неожиданностью отлучение Гуса от церкви.

В 1414 году Сигизмунд вызвал Яна на Церковный собор для дачи объяснений по поводу своих претензий. Гуса заключили в тюрьму и подвергли пыткам. Он отказался отречься от своей веры, и в 1415 году его доставили на Место дьявола, туда, где проводились казни. Его раздели донага, руки и ноги перевязали мокрыми веревками и приковали за шею к деревянному столбу. Облили голову маслом и разожгли соломенный сноп у шеи. Всего полчаса потребовалось, чтобы пламя занялось и Гус, в конечном счете, задохнулся от густого черного дыма.

Его тело разорвали на части, кости сломали, а сердце поджарили на костре. Потом все останки сожгли, пепел сгребли и заложили в тушу бычка, которую выбросили в Рейн.

По всей Богемии последователи Гуса, взбудораженные его смертью, поклялись защищать его учение до последней капли крови. Сигизмунд объявил Крестовый поход против них и послал в Богемию на подавление сопротивления армию в двадцать тысяч человек. Но гуситы, возглавляемые Яном Жижкой, одноглазым рыцарем, который переделывал телеги в военные колесницы и называл своих людей воинами Бога, уничтожили армию Сигизмунда. Теперь император зализывал свои раны и планировал следующий ход. Был составлен мирный договор, по которому никто не должен был преследовать тех, кто принимал четыре гуситских постулата веры, включая отказ духовенства от всех мирских благ и светской власти, постулат, с которым аббат Седлеца был совершенно определенно не согласен. В тот день горожане Кутна-Горы направились к монастырю в Седлеце, вокруг которого собрались отряды гуситов, чтобы молить Яна Жижку о милосердии и прощении. Дело в том, что сторонников Гуса заживо сбрасывали в крутно-горские рудничные шахты, и горожане боялись за свою жизнь. Аббат слушал, как обе стороны пели «Хвала Тебе, Господи» в знак подтверждения их перемирия, и ему было не по себе от этого лицемерия. Гуситы и не думали обрекать на разграбление Кутна-Гору, так как именно рудники и мастерские представляли настоящую ценность, они хотели обезопасить себя на случай сопротивления. Но аббат понимал, что вскоре обе стороны — и гуситы, и Сигизмунд — снова вцепятся друг другу в горло из-за бесчисленного богатства города.