— Я знаю, кто вы, — прошептал аббат, — и вам никогда не найти того, что вы ищете.

Бледный палец нажал на пусковой крючок.

На сей раз аббат не услышал свист тетивы.

* * *

Вплоть до восемнадцатого столетия цистерцианцы Седлеца не имели возможности начать серьезное восстановление монастыря, в том числе и церкви Успения, простоявшей без крыши и свода со времен Гуситских войн.

Семь капелл теперь формируют кольцо вокруг ее пресвитерии, и ее интерьеры в стиле барокко украшены фресками, хотя эти интерьеры и скрыты от публики, поскольку ее восстановление еще продолжается.

И все же это поразительное сооружение, возможно самое внушительное из подобных в Чешской Республике, — не самая любопытная достопримечательность Седлеца. Обратите внимание на указатель, предлагающий вам идти направо, который гласит: «Kosnice» — «костехранилище». Те, кто последует по указанию, попадут в маленький, относительно скромный храм, расположенный в центре запустевшего кладбища. Это церковь Всех Святых, построенная в 1400 году. В семнадцатом веке был заново возведен ее свод, а вся церковь восстановлена уже в восемнадцатом веке архитектором Сантини-Аихлом, который также произвел основные работы по восстановлению церкви Успения Богородицы.

В церковь Всех Святых можно войти через пристройку, сделанную по проекту Сантини-Аихла уже после того, как выяснилось, что фасад церкви начал сильно крениться. Лестница направо ведет в саму церковь Всех Святых, ту самую, где однажды зажгли свечи в память о мертвых в двух ее башенках. Даже в лучах весеннего солнца мало что может привлечь путешественника, случайно бросившего взгляд на башенную кладбищенскую церковь Всех Святых, если он и разглядит ее из окна комфортабельного туристического автобуса. В конце концов, есть много чудесного в Кутна-Горе с его узкими улочками, тщательно охраняемыми средневековыми постройками и величественным собором Святой Варвары.

Но церковь Всех Святых — это совсем не то, что видно снаружи, поскольку фактически это два помещения. Первая церковь находится над землей, вторая — в подвальном этаже. Все, что наверху, — это гимн возможной лучшей жизни за пределами нашего мира, а то, что лежит внизу, является напоминанием о бренности и мимолетности всего смертного. Это странное, потаенное место, и ни один человек, хоть раз побывавший среди его чудес, никогда не сможет забыть этого посещения.

Легенда гласит, что Джиндрих, аббат Седлеца, привез с собой из Палестины мешок земли, которую он и развеял по всему кладбищу. И с тех пор это кладбище стало восприниматься как частица самой Святой земли, и сюда стали привозить умерших со всей Европы. Так уж получилось, что хоронили на этом кладбище и тех, кто умер от чумы, и тех, кто погиб в многочисленных конфликтах, случавшихся вокруг этого места, и тех, кого привозили издалека в Святую землю. Надо было что-то делать с обилием костей на кладбище. В 1511 году эту задачу поставили перед полуслепым монахом. Он стал складывать кости в пирамиды и таким образом начал большую работу, которая прославит Седлец. По повелению императора Иосифа II имущество монастыря и сам монастырь продали семье Шварценбергов, вернее, их ветви из Орлика, но создание склепа продолжилось и при них. Сюда привезли резчика по дереву по имени Франтишек Ринт и предоставили ему полную свободу действий. Воображение Ринта привело его к созданию памятника смерти из останков сорока тысяч людей.

Большая люстра из черепов свисает с потолка склепа. Черепа формируют основу для ее подсвечников, каждые опираются на тазовые кости, а плечевая кость вставлена в их верхние челюсти.

В том месте, где на люстрах обычно радуют глаз филигранные хрустальные подвески, вертикально свисают бедра, соединяя черепа с центральной подвеской через систему позвоночников. Там еще полно всяких костей, маленьких и больших, они формируют саму центральную подвеску и украшают цепи из костей, которые прикрепляют черепа к потолку. Большие связки черепов, каждый сжимающий кость в челюсти, повторяют линии склепа на каждой стороне люстры. Кости, черепа свисают гирляндами, образуют четыре конусообразные пирамиды на полу под сводами, по углам квадрата под люстрой, каждый череп удерживает одну свечу по центру черепной коробки.

Там еще много всяких других чудес: дароносица, сделанная из кости, с черепом в самом центре, там, где располагается гостия, из нее торчат шесть бедер, мелкие косточки и позвонки использованы как орнамент. Кости украшают деревянный алтарь. Есть венки, вазы, кубки, подсвечники, фиалы — все сотворено из костей; даже герб семьи Шварценбергов сложен из костей, с короной из черепов и тазовых костей. Те кости, которые не нашли практического применения, сложены в большие пирамиды под каменными арками.

Здесь спят мертвые.

Здесь хранятся сокровища, видимые и невидимые.

Здесь искушение и соблазн.

И здесь беда и зло.

Окна в комнате были забиты листами железа, и любое проникновение естественного света снаружи исключалось полностью. На верстаке лежали ребра, лучевые кости, локтевые кости, части черепа. Запах мочи добавлял неприятный едкий душок к застойному воздуху никогда не проветриваемого помещения. Под скамьей стояли четыре или пять деревянных упаковочных ящиков с соломой и оберточной бумагой. К дальней стене, справа от забитого железом окна, на кронштейне крепился стол. По всему периметру стола стояли черепа, все без нижней челюсти, с закрепленной под верхней челюстью костью, по всей видимости, от предплечья. Из отверстий, проделанных в верхней части черепов, торчали зажженные свечи. Они мерцали, освещая черную фигуру, высотой приблизительно в два фута, стоявшую в центре стола.

Похоже, фигуру эту сотворили из комбинации человеческих останков и останков животных. Кожа, перья и кости крыла какой-то большой птицы были тщательно очищены и обработаны, затем заново скреплены рукой умельца так, чтобы новое крыло, созданное им, было расправленным, как если бы существо, которому оно теперь принадлежало, готовилось взлететь. Крыло крепилось к позвоночнику, от которого отстояла небольшая грудная клетка, составленная из ребрышек. Они могли бы принадлежать ребенку или обезьяне, но я не сумел бы различить их. Налево от спинного хребта вместо второго крыла начинался скелет руки, собранный из всех необходимых для этого костей вплоть до крошечных пальчиков. Рука была поднята, пальцы крепко сжаты. Каждый палец заканчивался маленьким острым ноготком. Правая нога напоминала заднюю ногу кота или собаки, судя по сочленению сустава. Левая была явно ближе к человеческой, но ее еще не доделали: видна была только рамка — от лодыжки и вниз.

Слияние животного и человека лучше всего проявлялось на голове этой странной фигуры, не пропорциональной по отношению к остальным частям тела. Кто бы ни работал над этой дикой для восприятия скульптурой, он обладал мастерством, способным воспроизвести картину, созданную его расстроенной психикой. Тут его неуемная фантазия явно разыгралась, и мне пришлось с очень близкого расстояния внимательно изучить голову фигурки, чтобы отыскать границы, где кончалось одно существо и начиналось другое: половинка челюсти примата была тщательно прикреплена к такой же части скелета ребенка, в то время как верхняя часть лицевой области между челюстями и лбом была сформирована из кусочков костей и черепов птиц.