2 марта, при следовании императорского поезда по Николаевской железной дороге, после прохода шедшего впереди свитского, лопнул на 140-й версте наружный рельс пути, по которому шел императорский поезд.

Поезд был вовремя остановлен исключительно благодаря примерному отношению к своим обязанностям путевого сторожа Павла Орлова. Выйдя на путь, я лично убедился в том, как велика была опасность, угрожавшая императорскому поезду, если бы он не был вовремя остановлен. Сторож был награжден, рельс укреплен и поезд тихим ходом проведен через опасное место.

На несчастье России, ровно через год примеру Павла Орлова не последовали люди, занимавшие гораздо более ответственные государственные посты, чем должность путевого сторожа. Вместо того чтобы облегчить царю сложную задачу управления страной в такие тяжелые годины, его верноподданные направляли свою энергию на внесение разрухи и возбуждение умов путем возведения заведомо ложных обвинений на близких престолу лиц.

На Фоминой неделе врагам В. А. Сухомлинова удалось добиться его ареста и предания суду. Государь согласился на производство следствия, хотя продолжал верить в невиновность Сухомлинова и не изменял своих чувств к нему. Не желая пользоваться своим положением, он сделал эту уступку общественному мнению, не допуская мысли, что под личиной законности скрывалось стремление закидать грязью министра государя.

Меньше года пробыл на своем посту заместитель В. А. Сухомлинова генерал А. А. Поливанов, немало содействовавший гибели своего предшественника: в угоду возглавляемым Гучковым будирующим россиянам он, в бытность свою военным министром, старательно подбирал данные, которые могли бы служить для обвинения генерал-адъютанта В. А. Сухомлинова. Что касается меня лично, то причина такого отношения Поливанова к Сухомлинову была мне совершенно ясна: через несколько дней по его вступлении в должность военного министра один из негласных моих сотрудников принес мне случайно попавшуюся ему в руки собственноручную записку Поливанова на почтовом листе маленького формата; на нем стояли 14 намеченных им пунктов. В девятом или одиннадцатом (точно не помню) указывалось на необходимость устранения от должности дворцового коменданта генерала Воейкова как лица, представлявшего помеху на пути прогресса. Остальные пункты вполне совпадали с требованиями общественных кругов, составлявших оппозицию правительству.

Записку эту я представил при докладе государю. Он ее прочел, видимо удивился, посмотрел на меня и сказал: «Интересный документ. Вы его сохраните». К сожалению, документ этот исчез при ограблении моего письменного стола в первых числах марта 1917 года.

19

Вивиани и Альберт Тома * Севастополь * Переезд императрицы Марии Федоровны в Киев

В апреле в Петроград прибыли наши республиканские друзья — Вивиани и Альберт Тома, восторженно встреченные общественными деятелями. 22 апреля они посетили Ставку и были приглашены государем к обеду. За царским столом сидели они довольно развязно. Государь был с ними очень любезен.

После их отъезда Его Величество сказал, что во время своего пребывания в России они сильно увлеклись в своих требованиях: например, предложили послать на Западный фронт для облегчения Франции борьбы с Германией чуть ли не полумиллионную русскую армию; проявив большой интерес к польским делам, они указали на необходимость дарования польскому народу целого ряда льгот и т. п. Эти два делегата французского правительства ездили по России, появлялись на заводах, во всевозможных комиссиях, комитетах, союзах, думских заседаниях; завтракали, обедали с общественными деятелями и везде были принимаемы с распростертыми объятиями… Кого же, спрашивается, принимали? Тех, кто принадлежал к группе социалистов-антимилитаристов и преследовал цели, ничего общего с войной не имевшие; тех, кто находился в контакте с социалистами всего мира, в том числе с немецкими, с которыми и во время войны не прекращали отношений; принимали людей, подлым образом вводивших через своих клевретов в наши министерства шпионов, докладывавших им обо всем у нас творившемся. Пребывание Вивиани и Тома в России много содействовало постепенному переходу наших оппозиционных кругов в революционные.

6 мая Ее Величество с наследником и четырьмя великими княжнами прибыли на Ставку, чтобы провести с государем день его рождения.

8 мая, при проезде царской семьи в Севастополь, в Киев на вокзал приехала императрица Мария Федоровна. В то время она уже покинула Аничков дворец и переселилась на жительство в Киев; но переезд не изменил атмосферы окружения императрицы: среди лиц ее двора одной из главных тем разговоров продолжала быть критика на императрицу Александру Федоровну, каждый поступок которой строго осуждался не только в своем кругу, но и в присутствии лиц местного общества, что давало обильную пищу думским оппозиционным кругам, жаждавшим подобных сенсаций.

Из Севастополя императрица вернулась в Царское Село, а государь с наследником — на Ставку.

20

Годовщина 23 августа * Настроение чинов штаба * Пресса

22 августа на царской Ставке, накануне годовщины принятия государем непосредственного командования армией и флотом, Его Величество осчастливил генерала М. В. Алексеева следующим рескриптом:

«Благодарю вас, дорогой Михаил Васильевич, от глубины души за неутомимо усердные и многополезные труды ваши. Высоко ценя службу вашу, молю Бога даровать вам впредь силы и здоровья до конца выдержать тяготу возложенной на вас ответственной работы.

Сердечно вас любящий и уважающий

Николай».

Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал М. В. Алексеев объявил высочайший рескрипт в приказе по штабу, добавив:

«Бесконечно счастлив объявить высокомилостивые слова государя императора, в глубоком сознании, что они одинаково относятся ко всем моим сотрудникам. Проникнемся этими словами и с горячей верою в Бога, с глубокой преданностью нашему державному вождю, с прежней энергией будем работать и впредь на пользу государю, Родине и нашей доблестной армии, выполняя честно и по мере нашего разумения предначертания нашего великого государя».

Так писал ближайший сотрудник государя по делам защиты Родины от наступавшего внешнего врага, а в то же время находил допустимым выказывать свое нерасположение к императрице демонстративными отказами от приглашений к высочайшему столу в дни пребывания государыни в Могилеве.

Поведение начальника штаба в тоне общественной оппозиции весьма нравилось его подчиненным, в то время уже находившимся в постоянном контакте с главарями земского городского союза. Один из офицеров штаба даже не постеснялся открыто высказать, что не раскаивается в том, что его образ мыслей не подходит к носимому им мундиру. По-видимому, такое направление офицеров штаба не