Борович задержался, дождался его и тихо спросил:

– Как ты?

– Да нормально. Спектакль это. У меня мама артисткой была.

– Ну и ладно. Спасибо, Сеня, хорошо сыграл.

Совещание с тремя командирами групп подходило к концу. Боровичу снова пришлось проявить максимум своего красноречия и размахивать директивами центра. Бойцы рвались жечь и убивать. Этим головорезам было скучно сидеть в лесу без баб, выпивки и крови.

– Сейчас лето, а к осени нам нужно собрать на каждой базе еще сотни бойцов, – строго проговорил Борович. – Для того чтобы грамотно воевать, нужно иметь надежный тыл, собрать и где-то хранить запасы оружия, боеприпасов. Люди должны иметь жилье, обогреваться зимой. Черт побери, даже раненых нам нужно где-то выхаживать. Поэтому в плане боевой и специальной подготовки каждая группа получит окно. В это время она будет заниматься устройством новых землянок. Начинаем с завтрашнего дня. Ответственным назначаю Ольшенюка. В ближайшее время мне придется много ездить по другим группам, налаживать их работу.

Дверь в землянку с тихим скрипом открылась. Внутрь просунулся третий охранник Боровича, белобрысый и невероятно веснушчатый Аркаша Волынов.

– Ворон, я извиняюсь, там радист просится к вам. Что-то срочное у него.

– Хорошо, сейчас. Так, все свободны. Ольшенюк, займись инструментом, поставь хлопцев, пусть проверят насадку топоров, черенки новые сделают для лопат.

Когда командиры разбрелись по своим землянкам, к Боровичу вошел Володя Кручилин со своей неизменной улыбочкой.

– Что у тебя?

– Радиограммы, Михаил Арсеньевич, – доложил Кручилин, подошел к столу и положил на него два листа бумаги – бланки дешифровки.

– Что там? – Борович взял листы и стал читать. – Так, отлично, еще две бесхозные группы откликнулись. Что ж, надо собирать их в кучу. Теперь у нас набралось уже одиннадцать групп. Всего, если верить последним данным, около восьмисот человек.

– Целый батальон!

– Да, батальон головорезов. Часть из них я сам готовил в Кракове, да и другие не хуже. Если мы эту свору перебьем, то очистим сразу почти три района. Значит, надо ехать, ставить им задачу, передавать инструкции центра, налаживать дисциплину. Знал бы ты, Володя, сколько там моральных уродов и психически ненормальных персон. Доктора любой клиники от удовольствия руки потирали бы, заполучив таких дивных пациентов. А я с ними должен как с родными разговаривать.

– Да и у нас народ нисколько не лучше, Михаил Арсеньевич, – заявил Кручилин.

– М-да. – Борович посмотрел на радиста. – Мы уезжаем, остаешься здесь один. Помнишь, что обещал мне? Быть как мышь!

– Есть быть как мышь, Михаил Арсеньевич! – сказал радист, улыбнулся и вскинул руку к мягкой полевой армейской фуражке.

Одиннадцать командиров боевых групп собрались на поляне в Лысочевском лесу. Люки схронов были открыты, по краю поляны сидели и курили бойцы. Они наслаждались теплым солнцем, свежим воздухом и с интересом поглядывали на человека, прибывшего из главного штаба ОУН.

Борович стоял в кругу командиров с текстами воззвания центра в руках и цитировал по памяти основные моменты тактики в новых условиях:

– Избегать потерь любой ценой! Сейчас эти утраты не приведут к успеху, а лишь обескровят наши силы. Копите людей, злость и ненависть. Зарывайтесь в землю, учитесь сражаться, готовьте оружие. Ждите приказа. Получив его, поднимайтесь все как один. Тогда наш удар будет сокрушительным!

– Да, – раздался чей-то голос. – А пока прикажете нам бездельничать? Это разве война?

– Это другая война! – повысил голос Борович. – Я, координатор центра, вам говорю, что она не открытая, а совершено особая. Мы должны выждать нужный момент и всеми силами, которые накопим в лесах, ударить по коммунистам, москалям, полякам и жидам. После этого Украина возродится. Мы с вами сделаем то, что не смог Гитлер вместе со своим хваленым вермахтом и гениальным абвером. Мы с вами справимся. Я уехал, оставил в Кракове теплую квартиру и спокойную должность при штабе, чтобы быть с вами здесь. Мой фронтовой опыт, все мои таланты будут положены на алтарь нашей святой борьбы!

– Во дает Ворон! – сказал Волынов и пихнул локтем Байбакова. – Надо же, какую речугу толкнул. Аж мурашки по коже.

– Цыц, сосунок! – добродушно буркнул Байбаков. – Ты нашего Ворона не знаешь. Это такой человек!.. Я тебе потом расскажу.

Дальше обсуждение пошло уже по делу и довольно конструктивно. Командиры боевых групп спрашивали Боровича, откуда им брать оружие и боеприпасы, если нельзя вести активные действия, жаловались, что сели батареи раций и связи с центром уже почти ни у кого не осталось. Михаил ответил, что оружие и боеприпасы будут сбрасываться с самолетов, но большую часть захватывать придется здесь, однако только в результате отдельных, тщательно спланированных операций, чтобы у НКВД не возникло никаких подозрений в том, что грядет массовое выступление националистических сил. А что касается батарей для раций, то они будут поставляться из центра. Скоро все наладится. Пока надежная связь есть у самого Боровича. Передавать радиограммы можно и через него.

– Все, на этом наша встреча закончена, – заявил Михаил, сложил бумаги и передал их командиру группы, на базе которого эта встреча проводилась. – Здесь я оставлю все материалы, которые привез с собой. Больше не просите, у меня еще немало встреч. Многие наши братья бродят по лесам без связи и информации. Они не знают, что готовит центр. А сейчас я должен возвращаться. Вскоре у меня очередной сеанс связи с Краковом. Кому по пути, можем отправляться вместе. По дороге поговорим, отвечу на вопросы, которые не успел прояснить здесь. – Борович посмотрел на командиров, сидевших перед ним, и бойцов, устроившихся на краю поляны.

Он был доволен встречей. Эти люди изголодались по информации. Они сидели здесь затравленные, измученные. Теперь у них появилась надежда на то, что скоро им придется взяться за дело. Командование поднимет всех и кинет в бой. Тогда уж никакому противнику не поздоровится. Большие потери ввергли командиров в состояние глубокого уныния, многих жутко напугали.

«Они чувствуют конец, однако даже не догадываются, насколько он близок», – подумал Борович.

Байбаков с Полянским шли впереди, метрах в двадцати, Волынов замыкал колонну. Михаил и три командира групп шли в середине и разговаривали вполголоса о насущных делах.

– Говорят, участились случаи засылки в наши сотни агентов НКВД. Правда это, Ворон?

– Я имею информацию из источников в НКВД и органах красной власти, – сказал Борович. – Советы думают, что большая часть групп ОУН уничтожена, остальные деморализованы, разбегаются по хатам, закапывают оружие. Они нас уже всерьез не воспринимают. Я вам больше скажу. В лесах сейчас много наших братьев, которые пробираются на запад, ищут нас с вами. Будьте внимательны. Они тоже хотят сражаться. Мы не имеем права отвергать их в силу какого-то недоверия или опасения, лишенного оснований.