шум, еле слышный в завывании ветра на улице, с гулким грохотом, хлопнулось о бетонный пол и покатилось, что-то твердое, но легкое. Я, стараясь не шуметь, бросился на верх. На площадке десятого этажа лежало опрокинутое мусорное ведро, оранжевого цвета. На балкончике кто-то возился. Я шагнул вперед и увидел худого мужика в черной «хебешной» рабочей куртке и толстом свитере с высоким воротом. Мужчина, с любопытством, как юный натуралист, наклонив вбок голову, вглядывался в глаза Аллы, которая, выгнув спину назад, и практически вывалившись через ограждение балкона, старалась отклонить лицо от, поблескивающего в свете уличных фонарей, лезвия опасной бритвы, зажатой в кулаке мужчины. Все происходило в полной тишине, под романтичное завывание ветра. Я сделал шаг. Мужик, почувствовав что-то, начал поворачивать голову, но я уже схватил его за худые щиколотки и рванул вверх. Мужик был жилистым, но легким. Бросив бритву, мужчина, поднимаясь вверх, над бетонным ограждением, инстинктивно схватился двумя руками за норковый воротник импортного кожаного плаща, в котором, по причине холодной погоды, с утра щеголяла Алла. Мы оба одновременно вскрикнули, он от отчаянья, я от натуги, и двоюродный брат Андрея Андреевича, вдовец и любитель чехословацких мотоциклов, отправился в свой последний полет. Воротник, за который он вцепился мертвой хваткой с оглушительным треском оторвался, и Алла, с белыми от страха глазами, бессильно опустилась на пол. Внизу, еле слышно, звякнуло, затем глухо ударило об асфальт что-то тяжелое.

Я схватил Аллу за руку, подхватил ведро, и потащил бесчувственную женщину в ее квартиру. Захлопнув дверь, я втащил ее в спальню и ударил по щеке.

— Ой — в глазах девушки появились какие-то мысли.

— Ты как в подъезде оказалась?

— Ведро забыла с утра вынести, оно уже завоняло.

— Бля. Снимай плащ! Быстро, давай, пошевеливайся.

Я выдернул не пришедшую в себя Аллу из верхней одежды, плотно свернув тонкую кожу, запихнул узел в темную матерчатую сумку, висящую в коридоре.

— Запри за мной, никому не открывай. Лучше выпей, немного, для запаха. Если придет милиция, откроешь дверь в присутствии соседей, типа, боишься, так как живешь одна. Говори только то, что пришла домой поздно, выпила и легла спать, ничего не видела и не слышала. Ты поняла? Кивни, если все ясно!

— Не уходи, не оставляй меня! Я боюсь! Он умер, да? Я с ума сойду, если ты уйдешь — Алла схватила меня за шею и не собиралась отпускать.

— Алла, пойми, нам надо избавится от плаща, иначе нас с тобой посадят. Ты понимаешь? Отпусти меня, я приду через час, обещаю. Отпусти, мне надо торопится, счет на минуты идет. Все, давай, закрывайся.

Внизу уже собралась толпа, окружив нечто, темнеющие на асфальте. Я, вывернув в подъезде куртку оранжевой подкладкой наружу и накинув на голову капюшон, потоптался в задних рядах толпы, потом тихонечко двинулся со двора. Пройдя около километра, я, по пешеходному мосту, переброшенному через широкий лог, перешел на другую сторону, углубился в застройку старых «хрущовок», где, в каком-то дворе, который я, наверное, завтра, и сам не найду, сунул сумку в металлический ящик с мусором и двинулся в обратный путь. Во дворе, все также, стояли любопытные жители. Судя по количеству милиционеров в форме и в штатском, наличие норкового воротника в руках упавшего с высоты гражданина, не позволила, как основную, выдвинуть версию самоубийства. Я незаметно проскользнул в подъезд, на лифте поднялся на десятый этаж и постучал в дверь, которая распахнулась в тоже мгновение, как будто Алла ждала меня в коридоре.

Глава 20

Глава двадцатая. Заметаем следы.

Дверь распахнулась, стоило мне, легонько, стукнуть по косяку костяшками пальцев. Бледная Алла стояла на пороге, одетая в толстый длинный свитер крупной вязки и тапочки. Я шагнул в квартиру, скинул куртку и ботинки и, взяв женщину за руку, прошел в зал.

— Никто не приходил?

— Пока нет.

— Ты как?

— Ты еще спрашиваешь! Я не знаю, как. Просто хочу проснуться, чтобы ничего этого не было.

— Блин, я тоже, с удовольствием бы проснулся. Ладно, скоро в твою дверь постучат. Будут спрашивать, с кем ты живешь, когда пришла сегодня, видела кого-то в подъезде или возле дома. Ты готова отвечать?

— Нет, я не смогу. Давай, не будем открывать дверь, и все.

— Можно, но тогда придут завтра, а завтра отвечать будет сложнее. И еще… у тебя деньги есть?

— Тебе нужны деньги? Сколько ты хочешь?

— Это тебе деньги нужны. Если дверь не откроем сегодня, то они придут завтра. — я задумался:

-Скорее всего вечером. Они, наверняка, будут спрашивать про норковый воротник… Опросят соседей по главному вопросу — у кого из женщин в доме есть вещь, на сегодняшнюю погоду, с норковым воротником. Хотя, есть же и мужские вещи с дорогими воротниками? В любом случае, про твой импортный плащ, соседки расскажут и в подробностях. Значить, завтра ты должна показать плащ, похожий на твой, с норковым воротником… Поэтому, я про деньги и спрашиваю.

— Так не надо было плащ выбрасывать. Он почти новый был. Знаешь, сколько он стоил? Я бы сегодня знакомой скорнячке позвонила и, она бы, мне, к завтрашнему утру, новый воротник бы пришила, а ты сразу побежал выбрасывать. Может сходишь, найдешь?

— Слушай, солнышко….

— Я тебе не солнышко!

— Солнышко, я же тебя не учу коньяком спекулировать? Так и ты, не рассуждай о вопросах, в которых ты…

— Знаешь, что, а валика ты отсюда!

— Как скажешь — взывать к голосу разума, взвинченной до крайней степени, торгашки было бесполезно, поэтому я стал открывать дверь, правда, делал это медленно, так как оставлять Аллу в таком состоянии было большой ошибкой. Когда, второму замку, оставалось сделать последний поворот, мою шею обхватили горячие руки, а одуряюще пахнущие, чем-то сладким, губы горячо зашептали в ухо:

— Прости, прости меня, не уходи. Я веду себя, как дура. Я не могу с собой справится. Останься, пожалуйста.

Я повернулся, ободряюще взял ее ладони в свои и, вдруг, случилось непонятное. Алла с силой притянула мои руки вниз, прижав из к низу живота, ее стало трясти мелкая судорога, голова откинулась назад, глаза стали закатываться. блин, у нее же муж сидит два или три года…Это надо лечить. Я подхватил, слабо трепещущую, женщину и потащил в дальнюю комнату, где, по моим расчетам, должна быть кровать. «Не надо» Алла