– Не она, – хрипло выдавил Балаганов. – Нет! Не племяшка!

Последние слова он выкрикнул радостно, впрочем, это понятно. А жена его никак не отреагировала, лишь вытянув губы трубочкой, бесшумно выдохнула и забегала глазами по сторонам. На обратной дороге она слишком бойко щебетала для дамы, которая недавно была в предобморочном состоянии:

– Я и говорила, Наташка наша девка заметная, в самый возраст вошла. Ей бы все с женихами погулять, думает, в городе не узнают и не осудят, мол, не деревня. Она у нас из деревни, воли много получила от мужа моего, вот и загуляла. Попомните мое слово: вернется вскорости. Прогонит ее ейный кавалер, и она вернется. Худо будет, коли в подоле принесет, позору не оберемся…

Слушая ее, Марго шепнула спутнику, который учтиво наклонился к ней:

– Посмотрите, господин Кирсанов, что это супруга Балаганова так порочит родственницу?

– Да я за ней только и гляжу, – в тон ей ответил он. – Соседка сказывала, будто навещал ее некий господин в отсутствие мужа. Надо бы допросить тетушку одну, без мужа.

– Окажите мне любезность, сообщите, когда допрашивать будете, очень интересно послушать ее.

– А это как решит Виссарион Фомич, ваше сиятельство.

Однако Зыбин отпустил Балагановых, взяв с них слово, что опознание останется в тайне.

Последнюю ночь мертвый Макар Титович провел в доме, где вырастил внучку, которая, став взрослой, заботилась о нем, а ближе к полудню его похоронили. Убитую горем Настеньку не оставляли соседки ни ночью ни днем, а также готовили поминальный обед. Сергей оплатил большую часть расходов, ведь состояния у покойного не было, Илларион его даже зауважал, но и мучился подозрениями, что добро тот делает неспроста. Юноша жалел, что недостаточно был краток в тот роковой для Настеньки день и не добился ответного признания с обещанием руки и сердца, а теперь стало не до того.

Пришла и мадам Беата, поразив соседей девушки шикарным видом, осталась на обед, а уходя, поцеловала Настеньку в лоб и дала совет:

– Завтра в дрэгой половине дня приходи в магазин, не сиди по четырем стенам, не давай горю себя сломить, душа мо€е.

Настенька плакала и плакала, оставлять ее одну в таком состоянии было нехорошо, с другой стороны, ей требовался покой. Соседка обещала присмотреть за девушкой, после этого Сергей с Илларионом отправились домой на пролетке. Остановившись у дома Лариосика и дождавшись, когда тот спрыгнет, Сергей недоуменно произнес, видимо, эта мысль его давно мучила:

– Не возьму в толк, чего дед пошел к Настасье, ежели все уверяют, будто он выходил крайне редко, да и то далеко от дома не отлучался?

– А то никому не ведомо, – сказал Илларион. – Приказчик мануфактурной лавки заверял, будто Макар Титович весьма торопился, потому и не увернулся от кареты, он поздно заметил, что на него лошади скачут.

– Кареты? – озадачился Сергей. – Нехороши твои разговоры про карету.

– Оно так, – согласился Илларион. – Но полагаю, это разные кареты.

Может, и разные, но совпадение тревожащее, потому утром Сергей сопровождал Настеньку на кладбище, ведь на следующий день после похорон надлежало проведать могилу. Пока девушка, стоя на коленях, оплакивала деда, он незаметно водил глазами по сторонам, но подозрительных людей, кто бы наблюдал за ними, карет или чего-то необычного не заметил. Тем не менее странностей не бывает много, а тут их – через край. Если, как уверял Лариосик, карета появлялась часто и пугала девушку, опять же ее деда задавила карета, а господин, следивший за ними в магазине, уехал тоже в карете, – что это все значит? А то и значит: не случайно так вышло. А раз не случайно, то те, кто в карете, чего-то хотят от Настеньки, или как еще понимать эти странности? Натура собственника не собиралась мириться с возможной потерей, поэтому, когда Сергей привез девушку к магазину, предупредил ее:

– Вечером заеду за тобой, дождись меня, одна никуда не ходи. Да и с Лариосиком не ходи.

– Благодарю вас за вашу доброту, – залепетала она, краснея, вероятно, подумала о нем нехорошо, а мысли выступили на лице. – Вы и так для меня много сделали, не знаю, чем отплачу вам…

– Настя, ты не меня бойся, других надо опасаться.

– Кого? – распахнула она заплаканные глаза.

– Эх, кабы знать… Да хоть того господина, что подглядывает за тобой, дурной это знак. Приеду поздно, ты уж дождись, но сама из магазина – ни ногой. Запрись, когда свечереет.

Перво-наперво Сергей решил избавиться от Иллариона, а то случись что по дороге от магазина, придется двоих отбивать, хотя кто сказал, что на них непременно нападут? А главное – зачем? Что можно взять у бедной девушки, кроме чести? Но и такое случается. Вдруг Настасья приглянулась некоему господину, он и вознамерился заполучить ее для забавы, а чтоб шума не было, задавил деда. Во всяком случае, это было наиболее подходящее объяснение странностям.

С Илларионом он поступил просто: передал его мамаше книгу учета и велел переписать к завтрашнему утру, тот от заработка не откажется, а оплата – копеечная. И записку отдал, в которой сообщал, что Настенька дома сидит, просила ее не беспокоить. Но что делать дальше без видимой угрозы?

Весь день Сергей занимался торговыми делами, попутно думая, куда деть девушку на тот отрезок времени, когда он будет вынужден поехать за товаром уже в новом качестве – купеческом? Не придумал. Наверное, следовало бы поговорить с мадам Беатой, она умна, опытна, хитра и старше лет на пять. А пять лет между мужчиной и женщиной – это расстояние, как от южных границ до Петербурга, женщина стареет много раньше. Стареет да мудреет, значит, не откажет в помощи советом, хотя и зазорно обращаться за советом к бабе.

С тем и подъехал Сергей поздно вечером к магазину, забрал Настеньку, у которой и после закрытия нашлась работа, к тому же не очень хотелось ей идти в пустую квартиру. Он благополучно доставил ее, она скрылась в парадном, а Сергей стегнул лошадь и поехал домой. Да внезапно ему пришла не совсем умная мысль, которая налагала на него определенную ответственность, зато решала многие неудобства, и он натянул поводья…

Тем временем Настенька поднималась с тяжестью на душе по скрипучей темной лестнице, знакомой с детства каждой ступенькой. Рано оставшись без родителей, потом и без бабушки, она не привыкла к самостоятельности, хотя с умом вела хозяйство, многое умела делать своими руками. Дед занимал в ее жизни главное место, он знакомил ее с миром, где не всякий человек честен и добр, учил принимать правильные решения, зная, что недолог тот час, когда он уйдет навсегда и внучке придется одной делать выбор. Но вот он ушел, не приучив ее к самому тяжелому испытанию – одиночеству, безнадежному и холодному.

Ключ Настенька приготовила заранее, чтоб не возиться в темноте, вставила его в замок, а он… Он открыт!

– Да что же это я, не заперла, когда уходила утром?

Брать в доме было нечего, но кто ищет, тот всегда найдет, что взять. В панике она вбежала в небольшой коридор, но вот досада, здесь же очень темно. Раньше дедушка зажигал лампы, ждал внучку, она никогда не попадала в темноту, а теперь все самой нужно делать. Ее рука шарила по стене в поисках полки, где должна стоять лампа и лежат спички, приготовленные еще дедушкой. Коробок шведских спичек удачно попался первым, они и горят долго, и света дают много. Настенька чиркнула спичкой о коробок, вспыхнул огонек, постепенно разрастаясь, и осветил пятачок прихожей. Осмотревшись, следов нечистых на руку людей девушка не обнаружила, успокоилась и потянулась к лампе.