Индия осветила комнату слабым светом фонарика; она мало что могла разобрать, но это была старомодная кухня с водяной колонкой и дровяной печью (где они брали дрова в Бельдаме?). В центре комнаты стоял большой стол, уставленный посудой и горшками, но все шкафы и двери были закрыты, и так долго сохранявшаяся в комнате опрятность тревожила.

Они стояли перед столом больше минуты, не двигаясь и боясь дышать, прислушиваясь к звукам в доме. За глухим гулом залива слышалось назойливое шипение сыплющегося песка. Индия посветила фонариком в углы потолка и обнаружила песок, который мелкими прерывистыми струйками сочился по углам и собирался в кучки.

– Я ничего не слышу, – сказала Индия. – Здесь никого нет. То, что мы видели в окне наверху, – всего лишь отражение луны. Я не совсем проснулась, когда увидела это – наверное, я и сейчас еще не проснулась.

Чем пахнет дом, который был заперт десятилетиями? Индии не с чем было сравнить, но Одесса знала, что так пахнут сухие листья на полу мавзолея Сэвиджей.

Кухня была жаркой, сухой и мертвой. Одесса тихо и быстро вошла через вращающуюся дверь в столовую. Индия следовала за ней, но то, что она увидела с другой стороны, поразило ее так, что она ослабила хватку на двери, и та захлопнулась позади нее.

Охваченная ужасом от того, что она вошла в третий дом, зная, что он не будет пустым, она забыла о надвигающейся дюне, абсолютно забыла. И вот она, воспроизведенная в этой высокой квадратной комнате, в точности как ее копия снаружи, с пологим склоном от верхушки окон к ногам Индии. Она даже стояла прямо в ней; когда Одесса открывала дверь, песок большой дугой ссыпался на пол. Даже в абсолютно темном помещении дюна сияла. Она была гладкой и сухой, и когда Индия осветила ее лучом фонарика, то увидела, как верхний слой песчинок скользит вниз. Возможно, – подумала она, – их привело в движение появление людей, нарушивших покой дома, десятилетиями знавшего только тишину.

В центре комнаты стоял обеденный стол со стульями, хотя видно было только его небольшой угол и два стула, стоявших ближе к кухне. И они уже прочно застряли в дюне. Свечи в железном канделябре полностью расплавились в жаре прошедших лет. На боковой стене почерневшие картины были перекошены из-за сыплющегося песка, но оставались на своих крючках, медленно утопая в песке. Песок ухватил шторы за кромку и стягивал их с карнизов. Потолок заметно прогнулся в передней части дома: комната сверху, копия спальни Индии, была той самой, куда она позволила проникнуть песку. Теперь его набралось там столько, что он смог пробить настил. Эти детали Индия примечала, но не полностью осознавала в тот момент; разглядеть что-либо можно было только с помощью фонарика. Другие громоздкие очертания обозначали что-то едва засыпанное, но она не могла точно распознать эти предметы.

По крайней мере, она получила ответ на вопрос: дюна попала в дом, и результат оказался более чудесным – и более ужасным, – чем она представляла. Комната, на три четверти заполненная песком, вызывала сильнейшую клаустрофобию.

– Одесса, – прошептала Индия, – я не уверена, что это безопасно…

Одессы уже не было в столовой. Индия отчаянно огляделась, протягивая руку в надежде схватиться за ее платье. Луч фонаря бешено метался по песку.

Одесса не уходила обратно через распашную дверь на кухню: Индия бы услышала. Она посветила фонариком на дверной проем, который, как она знала, вел из этой комнаты в гостиную. Он был почти полностью заблокирован песком. Между стеной и дюной оставалось треугольное пространство, достаточное только, чтобы протиснуться боком. Не раздумывая, Индия поспешила к нему, уперлась ногами в песок глубиной почти в полметра и проскочила в гостиную.

– Одесса! – снова закричала она, и Одесса ответила звяканьем ключей у подножия лестницы.

Индия осветила ей лицо.

– Ты идешь наверх? – недоверчиво спросила она, забывая о своем любопытстве по отношению к обстановке и состоянию гостиной.

Одесса вяло кивнула.

– Придется, – ответила она обычным голосом. – И тебе тоже. Не смогу найти замки, если у меня не будет света.

Индия тяжело вздохнула и последовала за Одессой вверх по ступеням, всю дорогу держась за подол ее платья.

Площадка была пустой и темной, под ногами скрипел тонкий слой песка. Двери во все четыре спальни были открыты, но Одесса предупредила, чтобы она не светила фонариком внутрь комнат. Чернокожая женщина захлопнула первую дверь. Затем Индия включила свет и направила его на дверной замок. Одесса не торопясь перебирала ключи, пока не нашла подходящий; она повернула его, кивнула, когда щелкнула задвижка, затем подергала ручку, чтобы убедиться, что дверь не открывается.

Она закрыла вторую дверь; Индия переместила свет, и процедура повторилась. Это была комната, в которую она заглядывала в первый день в Бельдаме. И то, что в тот день закрыло дверь спальни, стояло тогда именно там, где она стоит сейчас. Ключ повернулся в замке, но ручку дернула не Одесса. То, что оказалось заперто внутри, хотело выбраться наружу.

– Это Марта-Энн, – спокойно ответила Индия. – Я видела ее внутри. Это ее комната.

Одесса не ответила. Она закрыла третью дверь и заперла ее. Ручка второй двери продолжила подергиваться. То, что осталось по ту сторону, приложило рот к замочной скважине и засвистело.

Четвертая комната выходила окнами во двор; в ее окне Индия видела белое лицо, которое приняла за отражение луны. Дверь захлопнулась сама собой, и какой-то крупный предмет мебели придвинулся к ней изнутри. Одесса спокойно вставила последний ключ в замок и повернула.

– Идем, деточка, – сказала Одесса и махнула Индии в сторону лестницы; но лестничная площадка была настолько темной, что Индия не заметила этого движения. Она направила луч фонарика на ступеньки, ведущие вверх.

– А что насчет третьего этажа? – спросила она. Ручка второй двери снова начала подрагивать. «Что, черт возьми, я здесь делаю?» – подумала Индия, и в четвертой комнате задвигалось еще больше мебели.

– Там нет дверей – нечего запирать, – сказала Одесса. – Если сверху что-то есть, оно теперь в доме главное. Мы ничего не можем сделать. Спускайся, деточка.

Индия направила луч фонарика вниз и спустилась по лестнице в гостиную. Луна вышла из облаков и светила в окно задней части дома, заливая серым светом эту длинную комнату. Дюна здесь, на большем пространстве, казалась не такой чудовищной, как в столовой.

Комната была обставлена с хорошо сохранившейся непринужденностью: прекрасные ковры и крашеная плетеная мебель. Ткани, сильно истлевшие, были покрыты мелким орнаментом и, как подозревала Индия, окрашены в яркие цвета. Сейчас все выглядело черным и серым, кроме песка, который ловил и отражал лунный свет серебристо-белой бледностью. Дюна, словно стоп-кадр приливной волны, накрыла треть комнаты.

Индия посветила фонариком на дюну; по пологому откосу соскользнуло еще больше песка. Падающие песчинки ловили и преломляли белый свет. Шаги Одессы слышались на лестнице позади, и Индия собиралась повернуться, когда квадратный стол у наружной стены внезапно опрокинулся. Большой светильник с замысловатым абажуром из цветного стекла, имитирующим гроздья глицинии, разбился об пол.