Еще до того, как это предположение было окончательно отвергнуто, в голове Дарка появилась новая идея, кажущаяся ему более правдоподобной. Видимо, чужаки в этих местах появлялись довольно часто, поэтому защищавшие пограничный рубеж махаканцы опасались пользоваться прежней стоянкой и устроили свой лагерь под ней, а каменные плиты на самом деле были не столько наземным покрытием возвышенности и береговой полосы, сколько крышей их подземного убежища. Раз гномы прятали свои орудия под землей, то почему бы и им самим было там не укрыться?

Аламезу оставалось только понять, где же располагался вход в тайное жилище воинов-гномов. Сперва он подумал на колодец, который мог оказаться замаскированной шахтой подъемника, но, увидев, как махаканцы черпают из него воду, понял, что ошибся. Вход, а может, и несколько входов располагались где-то еще и были не узенькими щелочками, а довольно просторными дверьми или воротами, через которые мог быстро пройти целый отряд. Конечно же, подозрение пало на склад, внутри которого троица путников так и не побывала, но проверить его не представлялось возможным, ведь проявлявшие уважение к арестанту конвоиры подвели его к казарме, где, собственно, и нашелся ответ.

Первый же шаг внутрь уже знакомого помещения преподнес Дарку сюрприз, непонятно, приятный или нет, но уж точно неожиданный. Внутри практически пустого барака вроде бы ничего не изменилось: стены были на месте, мебели не прибавилось и не убавилось, но эта иллюзия продлилась лишь до тех пор, пока Аламез не посмотрел себе под ноги. Пола не было, точнее он был, но далеко не везде. В каменном покрытии зияла огромная дыра, размером с половину, если не две трети всего помещения. Из пугающей чернотой пустоты, начинающейся буквально у моррона под ногами, приятно веяло теплом и тянуло готовящейся едой. Тайный ход в подземное жилище махаканцев начинался с широких каменных ступеней. Четыре первых было видно, ну а все остальные терялись во мраке. Яркости осветительной палки явно не хватало, чтобы рассмотреть, что там таилось вдали, но зато её было вполне достаточно, чтобы разглядеть, что происходило в остальной, не ушедшей под землю части казармы.

Оставленный морроном без присмотра костер, конечно, уже погас, на его месте даже не дымились головешки. Его попутчики по-прежнему лежали на кроватях, причем вроде бы в тех же самых позах, в каких они пребывали, когда он уходил. Их тела мерно вздымались при дыхании, значит, оба просто спали, а не были мертвы, но уж каким-то подозрительно крепким казался их сон. Он не прервался, хоть рядом с кроватями находилось пятеро гномов: двое бесцеремонно хозяйничали, копаясь в походных мешках, а трое сердито ворчали, видимо, по поводу порубленных на дрова кроватей и со злобой поглядывали на мирно посапывающего и пускавшего слюнку во сне Крамберга.

– Палку, зеленой слизью запачканную, с собою возьми! – распорядился старший конвоир, ненадолго задержавшись на первой ступени спуска. – Нам свет ни к чему, а вот ты без гадости этой даж ноздрей своих не увидишь!

– Возьму, не волнуйся! – заверил Дарк, не собиравшийся двигаться дальше, пока не услышит ответа на мучивший его вопрос. – Что с товарищами моими?

– С этими, что ль, недотепами? – презрительно хмыкнул гном, тряхнув бородой в сторону спящих. – Дрыхнут, что ж еще… только чуток покрепче, чем обычно. Не боись, как с командиром поболтаешь, разбудим! Давай, шевели ляжками, не задерживай уважаемых гномов!

* * *

Хоть жизнь довольно непредсказуема, но в ней есть ряд удручающих закономерностей, одна из которых состоит в том, что если неприятность возможна, то она обязательно случится, притом в самый неподходящий момент. Процессия не прошла и дюжины ступеней спуска, как осветительная палка в руке Дарка начала предательски мерцать, что означало лишь одно – мир перед глазами моррона должен был вот-вот померкнуть, уступив место всепоглощающей темноте. Аламез не знал, сколько у него в запасе осталось времени, но чувствовал, что не очень много, и сожалел, что не сможет увидеть большую часть подземной обители гномов.

Раз махаканцы прекрасно видели в темноте (об этом Дарк никогда не слышал, хоть тесно и общался с переселенцами в мир людей в первом поколении, и точно знал, что у беженцев из Махакана не было такой способности), то не стали бы ради его удобства зажигать факелы иль фонари. Командир гномьего отряда непременно пошел бы ему навстречу, позаботившись о хотя бы плохоньком освещении для не видящего во тьме собеседника, но путь по жилищу гномов ему предстояло проделать во тьме.

– Да смажь ты заново палку, лишь в глазах от нее рябит! – проворчал шедший впереди гном, раздражающе скрежещущий на ходу лезвием двуручной секиры по каменным ступеням.

– Рад бы, да раствора с собой нет, – с искренним сожалением ответил моррон, страдающий не менее спутников от прерывистого мерцания «догоравшего факела».

– Тогда выбрось! Толку-то от нее?! Светить, поди, ужо не светит, а слезу выбивает! – угадал старший конвоир. – Слышь, Лик, помоги гостю от хлама избавиться! А ты, Парк, тож не зевай! Хватайте его под руки, ребята, и тащите! Бережно, коль хоть одна шишка новая на лбу гостюшки вскочит, сам лично вам по мордасям пятернею пройдусь!

Не успел Дарк и рта открыть, как приказы были выполнены. Сперва кто-то грубо выхватил у него из руки палку и, недолго думая, выбросил её на уже пройденные ступени, а затем моррон ощутил крепкое сжатие впившихся в локти пальцев. Про недопустимость появления шишки на лбу сопровождаемого старший конвоир подручным сказал, а вот от нанесения легких увечий остальным частям тела почему-то не предостерег, то ли просто позабыв, то ли не сочтя нужным упоминать о несущественных мелочах.

С этого момента Аламез превратился в беспомощного слепца, вынужденного во всём полагаться на тащивших его за собой поводырей, не заботящихся, куда ступают ноги подопечного. Сначала они завершили спуск, потом прошли через какую-то залу или иное большое помещение, а затем завернули в лабиринт довольно узкого коридора, по которому проплутали не менее четверти часа. Дарк чувствовал себя крайне неловко. Наверное, нечто подобное ощущает пленник, которому завязывают глаза и волокут через весь вражеский лагерь на допрос в штабную палатку. Находившегося в этом незавидном состоянии моррона радовало лишь одно, а именно здравая мысль, что вот-вот его вынужденное унижение закончится. Там, где должен состояться разговор, обязательно будет хоть какое-то освещение, хоть крохотная-прекрохотная свеча.

Интуиция моррона не подвела, притом «прозрение слепца» свершилось довольно скоро. Конвой привел его, к сожалению, не в апартаменты командира заставы, но, к счастью, не в темницу, а в довольно странное помещение, напоминавшее одновременно и винный погреб, и гостевую комнату замка. Сочетание необычное, в особенности если учесть, что жар от огня, ярко полыхавшего в большом камине, очень вредил сохранности разлитого по бочкам вина. Однако махаканцев этот удручающий факт, известный даже детям, почему-то не волновал.

Заведя гостя в подвальную комнату, гномы без лишних слов и каких-либо объяснений ушли, оставив Дарка привыкать к новому, слишком яркому после кромешной тьмы источнику света. Вначале глаза моррона сильно болели и слезились, но, как ни странно, уже через четверть минуты привыкли к естественному для ночи освещению, от которого он за последние дни уже порядком отвык. После восприятия окружающего мира исключительно в светло– и темно-зеленых тонах да оттенках красно-желтые языки пламени были чересчур яркими, а контраст между светом и тьмой слишком резким.