Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Синие, коричневые, черные, зеленые. Абсолютно точно зеленые.
Он выдвигает ящик единственной прикроватной тумбочки, которая стоит под старой афишей, а на ней группа Queen на сцене, освещенной прожекторами.
Он копается в ящике, среди бумаг и упаковок с презервативами, среди жвачки и старых синих часов Swatch, которые остановились в двадцать минут четвертого.
Находит несколько визитных карточек.
Из пиццерии, с услугой доставки на дом.
Из парикмахерского салона в Santa Catalina.
И на самом дне визитка Carmen Modelos.
Эскорт-сервис класса люкс.
YOUR DREAMS COME TRUE[87].
Эмма исчезает за вертящейся дверью в Арланде. Мечта, которая станет явью, кошмар, который рождается из ночи с тысячью свечей.
«Как ты мог? Как ты мог разрешить ей поехать? Как ты мог убедить меня?»
Ребекка кричит на него в кухне, хочет его ударить, и она отводит руки назад, вытягивает локоть точно, как учил тренер, пытается попасть в мяч на подскоке, немного перед собой, крепко держит ракетку двумя руками и попадает. Хочет, чтобы мяч летел наискосок до самой линии, но вместо этого мяч летит прямо и слабо, и Алиса на другой стороне ответит ударом и знает это.
Ребекка угадывает вокруг себя контуры Королевского теннисного зала, слышит звуки попадания струн ракетки по мячу, и сейчас мяч к ней вернется.
Его невозможно взять.
Она напрягает мышцы, инстинктивно бежит ближе к сетке, зеленый цвет стены напротив кажется текучим, она выбрасывает ракетку вперед, толчок, и ей удается отбить мяч через сетку, он летит по широкой дуге, Алиса выступает, поднимает ракетку, готова убить.
Ребекка спотыкается, падает. Чувствует, как подгибаются колени.
Она падает. Лежит на спине.
Смотрит в выгнутый потолок зала, где окна пропускают серый дождливый августовский свет.
Капли медленно текут по стеклу, и она решает остаться лежать, неважно, куда попал удар Алисы, она чувствует жгучую боль в коленях и левом локте, смотрит на серую массу дождя и понимает, что она смотрит внутрь самой себя.
Охотиться за мячом.
Купить продукты.
Готовить еду вместе с Андерсом.
Говорить о том, чтобы завести собаку. Она ненавидит собак. Говорить о переезде, в деревню, может быть, в городок Труса или еще куда-нибудь в долине озера Меларен, в маленький домик на берегу, и она будет подыгрывать, притворяться активной в их планах. Однажды она даже нашла выставленный на продажу дом в городке Мариефред, они поехали туда в одно воскресенье, дом стоял тихо и одиноко на берегу озера Меларен. Андерс «влюбился» в дом, как говорят риелторы, но она выискивала недостатки, знала, что будет так делать, вела себя как садистка, вся поездка была чистым садизмом.
«Мне не нравится, что участок наклонный, к озеру». Он почти совсем и не был наклонным.
«Планировка не гармонична». Планировка дома была отличной.
«Я ничего не чувствую», – сказала она под конец, когда больше уже ничто не помогало. Она даже помыслить не могла более дурацкой фразы, это было так далеко от ее нормального ощущения, но она стояла там и притворялась. Возле холодного шведского озера у дома, который она никогда бы не купила, говорила словами настолько трусливыми и лживыми, что ей самой было стыдно. За саму себя, за ту, какой она стала, и Андерс неотрывно смотрел на нее в машине на пути обратно в Стокгольм.
– У тебя и в мыслях не было покупать этот дом. Ты надо мной просто издеваешься.
То, что он это сказал, было ужасно, и она обвиняла его в паранойе, говорила, что она ведь сама нашла этот дом и что это доказывает ее добрые намерения.
– Я понимаю, что ты сама не в состоянии сложить все это в одну картинку внутри себя. Ничего страшного. Я здесь, если я тебе нужен.
От его доброты ей стало невмоготу, точно так же, как и здесь, на теннисном корте, где она тоже не хочет находиться, под небом, на которое она не хочет смотреть.
– Черт подери! – кричит Алиса.
С ее подачи мяч попал прямо в сетку.
– Черт!
Снова кричит Алиса.
Доброта Андерса приводит Ребекку в ярость. От любой доброты ее тошнит, от всех этих добреньких слов и чертового понимания. Каким, черт побери, образом кто-то другой может знать, что она чувствует, почему она поступает так, как она это делает, и что они знают о том, как она умеет предавать других, саму себя, Тима и Эмму?
«Таблетки следующего дня».
Много раз после исчезновения Эммы. И противозачаточные таблетки были, и притворная менструация, чтобы избежать половых актов. Сначала с Тимом, потом с Андерсом. А когда он записал ее в клинику лечения бесплодия, то тут уж пришлось отказаться от регулярных таблеток, но экстренные она принимала после каждой попытки искусственного оплодотворения.
Она встает. Улыбается Алисе, которая поднимает мяч у сетки и со злой гримасой отбивает его Ребекке. Та, в свою очередь, подбрасывает мяч в воздух, кричит «пятнадцать-ноль» и думает о ракетке, как о заряженном оружии, посылает мяч, как пулю, через весь теннисный корт в надменном воздухе зала. И на какое-то мгновение, когда мяч пролетает мимо желтой тенниски Алисы и становится невидимым, исчезает, исчезает и все остальное. Все безнадежно, и все это ты, Эмма.
Абсолютно все.
Откуда у тебя может появиться брат или сестра, если тебя тут нет? Я не могу использовать свое тело таким образом. Когда тебя здесь нет. Если ты вернешься, хоть когда-нибудь, то у тебя не будет брата или сестры, которые появились так, что ты об этом не знала. Тебя невозможно заменить, сама мысль об этом ужасна, отвратительна. И когда человеку по-настоящему плохо, горько, то он пытается принести радость другим, излечить их, отвернуть их взгляд от всего того, что составляет его собственную суть. Это доходит до того, что ты стоишь в каком-то доме и говоришь, что «у тебя нет ощущения дома».
Чем ты занимаешься, Ребекка?
Когда она сказала эти слова Тиму, в последний вечер, она сама не хотела в них верить.
«Она умерла». Вот что она сказала.
Подача через все поле, невозможно взять мяч, стук в боковую стенку.
Она делала вид, что у нее нет на него больше сил. На его чертову надежду, его упрямство. На самом деле она больше не выдерживала себя саму. То серое небо, в которое она превратилась.
Она дышит, ее сердце бьется, волосы и ногти продолжают расти, кожа облезает и зубы тупеют, кровь струится по мельчайшим капиллярам, но ты превратилась в белый лист, Ребекка.
Вы оба превратились в чистые листы и становитесь ими все больше.
Жила-была Ребекка. Жил-был Тим. Жила-была когда-то девочка, которую звали Эмма.