Она думает рассказывать свою сказку дальше, как вдруг мяч сталкивается с туго натянутой нейлоновой сеткой и летит в тебя.

Ты лежишь рядом со своим мужем, Ребекка.

Вы просыпаетесь.

Встаете.

Ничего не говорите друг другу.

Каждый из вас сам по себе уходит в город.

Вы видите людей вокруг себя и вдруг понимаете, что не знаете, как с ними обращаться.

И что вас это больше не волнует.

Элиза Суарес.

Или мамасан Эли.

Мама Эли.

Тим знает о ней многое. Некоторые из его дел о неверных супругах были связаны с ее эскортными услугами. Женатые немцы и британцы влюблялись в молодых и красивых женщин, которых они арендовали на один вечер. Думали, что нашли подлинную любовь, вместо седеющей дома мегеры. Он не может упрекать девушек, что они высасывают из жаждущих любви мужчин так много денег, сколько им только удается.

Он заглядывает в окно дома на улице Calle Andrea Doria. Фирме мадам Суарес не свойственна скромность, белые буквы на сером фасаде орут во всю глотку, о чем идет речь.

Carmen Modelos. Hostesses, companions, models[88], а в окне подретушированные цветные фотографии предлагаемых моделей, мужчин и женщин, с артистическими псевдонимами типа Стеллы, Викки, Тони и тому подобными. Но никакого Джейка.

Никакой «большой змеи».

Эти снимки не выглядят как классическая реклама эскортного сервиса, никаких фото в бикини, никакого позирования в нижнем белье на простынях черного сатина. Скорее как обычные снимки моделей, портрет и фото в рассеянном свете, полностью одетых на берегу и на фоне скал. Но у мамасан Эли есть и другие фото. Продающие товар.

Тим стучит в стекло. На ресепшен горит свет, так что он догадывается, что мамасан сидит в своей конторе и подтверждает заказы на вечер. Август и для нее тоже пик сезона.

Сквозь кроны деревьев он различает силуэт закрытой больницы Son Dureta, где пациенты умирали пачками от инфекций, плохо проделанных операций и неправильной дозировки медикаментов.

Он стучит снова, и она появляется, мамасан Эли, на красных высоких каблуках, одетая в строгий серый костюм из тончайшей шерсти. Осветленные волосы достают до плеч, выглядят ухоженными и подчинившимися искусству мастера.

Она сначала улыбается, и он не понимает, почему, потом улыбка превращается во враждебную мину, но она все-таки подходит к застекленной двери и открывает. Темно-карие глаза осматривают его сверху донизу. Ей пятьдесят лет, но она хорошо сохранилась и не пытается скрыть морщинки вокруг глаз при помощи ботокса.

– Тим Бланк. Кто из моих девочек сделал какую-то глупость на этот раз?

Они чмокают друг друга в щеки, но губы остаются в миллиметре от кожи.

Белый. Весь интерьер ресепшен оформлен в белом цвете.

Лакированный письменный стол с монитором «Эппл» в серебре.

Два стула белой кожи работы Мис ван дер Роэ.

Белый холодильник с водой, прохладительными напитками и пивом.

– Я никогда не говорил, что твои девочки совершали какие-то глупости.

– И правда. Хочешь пива?

Он кивает и через несколько секунд держит в руке запотевший San Miguel, пьет, чувствует, как пузырьки проходят в горло, потом в живот, ему хотелось бы опуститься на один из стульев, выпить двадцать штук такого пива, а потом уснуть, опьянев.

Мамасан Эли родилась на Мальорке, но ее отец был из Галисии. Со стороны матери она из семьи с очень древними корнями на острове, вплоть до пятнадцатого века, но семья потеряла все свои деньги во время правления Франко.

– Что случилось?

Он достает визитку. Кладет ее на сверкающую поверхность письменного стола.

– Я нашел это дома у Гордона Шелли, британца, которого убили. Он работал на тебя?

Он пытается анализировать ее мимику. Шокирована? Удивлена? Рассержена? Но никакой реакции. Мамасан Эли берет визитку, держит в руке так, будто это седая древность, раскопанная только что в дюнах Сахары или на затонувшем корабле.

– Это моя визитка, – говорит она. – И да, я читала об этой бедняжке.

– И что?

– Он никогда у меня не работал. Я не знаю, кто он. Извини, Тим.

– Как же тогда визитка могла к нему попасть?

– Откуда же мне знать?

Он допивает пиво.

– Джей-змея, – произносит он. – Так ты его называла?

Мамасан Эли вращает глазами, шутливо ударяет его по руке.

– Ты же знаешь, что я никогда не даю своим моделям таких безвкусных псевдонимов. I’m high class, all the way[89].

Тим без спросу берет второе пиво.

– Вежливые мальчики просят разрешения, – говорит Эли.

– Ты же знаешь, я невежливый.

– Есть новости о твоей дочери?

Он качает головой.

– Это доведет тебя до смерти, – говорит она.

– Я знаю, – отвечает он.

– И почему ты интересуешься этим делом с Гордоном?

– Я хочу найти Наташу, – говорит он. – Женщину, которая исчезла в связи с убийством.

– И только?

– А что же еще?

Мамасан Эли садится на стул, одергивает подол, кладет ногу на ногу и начинает покачивать ногой, висящей в воздухе.

– И ты думаешь, что можешь ее найти?

– Я ничего не думаю…

По улице с грохотом проезжает грузовик. На синем прицепе написано S. A. Lluc Construcciones, наверняка машина спускается с гор, кто-то что-то строит в позолоченном анклаве Son Vida.

– Ты выглядишь усталым, – говорит она. – Больше, чем обычно.

Он выпивает глоток пива, смотрит на нее с намеком.

– Может, мне начать работать у тебя? Как Шелли.

Ее взгляд снова меняется. Наполняется чувством, похожим на сострадание. Она наклоняется вперед, с интересом, будто она начнет сейчас говорить с ребенком, будто бы она именно тот взрослый человек, который скрывает всякие стыдные тайны, которые рано или поздно станут известны.

– О’кей, – говорит она. – Он на меня работал. Его обожали старые дамы. Молодые тоже. Чаще всего он работал для дам, которые тут в отпуске. Он держался подальше от случайных свиданий и от замужних женщин. Если они живут тут постоянно, то пускай будут постарше и одиночки.

– А Наташа Кант была его клиенткой?