Кэти и Эдвард ушли в кино. Они звали с собой Аниту, но она отказалась, честно признавшись, что слишком нервничает, чтобы высидеть весь фильм, какой бы он ни был интересный.

И занялась мелкими домашними делами. Погладила два фартука и блузку. Постирала две сорочки и свитер. До девяти читала, сожалея все-таки, что не пошла с Кэти и Эдвардом, и раздумывая, не лечь ли ей спать.

Раздался звонок в дверь.

Сердце, кажется, ушло в пятки, пока Анита добежала до нее, забыв о помятой юбке, о том, что не накрашена, а волосы весьма неромантично собраны резинкой в пучок.

Она открыла дверь, глубоко вдохнула и дрожащим голосом произнесла:

— Фелипе!

По его взгляду было совершенно ясно, что он хотел сказать, и ей не потребовалось никаких усилий, чтобы упасть в его объятия. Они поцеловались на виду у всех, кто мог бы оказаться в холле. Пальцы Фелипе осторожно сняли резинку с ее волос, и шелковистая волна упала ей на лицо. Анита почувствовала, как по коже головы бегут мурашки — Фелипе медленно пропускал ее волосы сквозь пальцы.

— Давно я мечтал это сделать, — признался он.

На мгновение он выпустил ее из объятий, но его глаза — сияющие, зовущие — напомнили Аните и о ее давнишней мечте: чтобы у ее ребенка были такие же чудесные глаза, что и у Инез, а ведь они так походили на глаза Фелипе. И почему ей это не приходило в голову раньше?