Изнутри квартира изменилась до неузнаваемости. Светлые обои, яркие светильники по всему коридору, однотипные двери из красного дерева, в комнатах подвесные потолки со множеством лампочек, новая импортная мебель, техника. Огромных размеров кухня на одного хозяина – высокий чуть ли не до потолка холодильник, гарнитурная стенка, даже небольшая барная стойка. Но больше всего Трофима поразила ванная – она занимала самую маленькую из жилых комнат, в которой когда-то обитал Бунякин. Импортный кафель, огромная ванна, горячая вода…

– Вода здесь откуда? – удивленно спросил Трофим.

– А это Татьяна Николаевна похлопотала, весь дом подключили – к водопроводу и канализации, правда, не все захотели, это же деньги… Но Татьяна Николаевна смогла. Она платила, я делал. Весь ремонт от начала до конца сделал… Да, меня Георгий Владиславович зовут!

Он протянул было Трофиму руку, но тот сделал вид, что не заметил.

– Ты уже говорил, – холодно напомнил он.

– Ах да…

– С матерью моей живешь?

– А-а, да, в каком-то смысле… Мы одного с ней возраста, у нас, так сказать, консенсус…

– Что у вас? – скривился Трофим.

– Ну, полное взаимопонимание…

– А у тебя свой дом есть?

– Да, квартира в центре города.

– Я понимаю, что вы с мамой одного возраста. Умом понимаю, а душа, извини, на вилы тебя ставит… Ты, Георгий Владиславович, извиняй, да. Езжай домой, да, ну, на недельку там. Я дома немного отдохну, потом съеду. Ну а пока здесь буду, не хочу, чтобы ты тут маячил. Ферштейн?

– А, да, понятно… У меня у самого мать замуж вышла, когда мне двадцать лет было. Я вас понимаю…

– Не васкай, не надо. На «ты» давай…

– А, ну да, я тебя понимаю…

– Отлично. А теперь исчезни, будь другом…

Трофим открыл холодильник, обнаружил бутылку «Абсолюта». Такого он еще не пил. Нашел в стенке хрустальные стаканы, наполнил оба. Сначала заставил мужика выпить за компанию и только затем отпустил…

А скоро и мама появилась.

Трофим помнил ее такой, какой она провожала его в тюрьму. Тогда она выглядела лет на пятьдесят, поэтому сейчас он думал увидеть перед собой шестидесятилетнюю милую старушку. Но ничуть не бывало. Он собирался накинуть десять лет к ее прежнему возрасту, но пришлось сбавлять ровно столько. Маме на вид можно было дать чуть больше сорока. И все потому, что женщина бросила пить и стала следить за собой. Модная одежда, косметика, задорные и полные живого блеска глаза.

– Ну, наконец-то!

Она прослезилась, крепко обняла Трофима.

Не переодеваясь, набросила на себя передник, направилась на кухню.

– У Гоши золотые руки, – сказала она. – Все умеет… А готовить – нет. Но для мужчины это не самое главное…

И тут до нее дошло, что его здесь нет.

– Кстати, а где он?

– Домой ушел, – с видимой небрежностью пожал плечами Трофим. – Ну, чтобы нам не мешать…

– Не обманывай меня! – пристальным, всезнающим взглядом посмотрела на него. – Ты его прогнал!

И она близка была к истине.

– Ну, не то чтобы. Мы с ним выпили по чуть-чуть…

– Если выпили, уже хорошо… Ты не думай, я замуж за него не собираюсь…

– Да мне-то что. Если мужик хороший, можно и замуж, я не против… Только мне бы без него чуток пожить…

– Да, наверное, ты прав. Тебе надо привыкнуть… А он мужик действительно очень хороший. Не пьющий, работящий. Квартиру мне как отремонтировал…

– Но не на свои же шиши.

– Не на свои, на наши. Я же с тех денег поднялась, которые ты мне на хранение дал. Хорошо, что я их в дело пустила, а то бы в труху превратились. Ты, наверное, не знаешь, что у нас реформа была…

– Как это не знаю? – слегка оскорбился Трофим. – Я же за общаком смотрел, знаю, какие деньги сейчас в ходу… Баксы рулят, да?

– Да, зелененькие в чести… Я вот спросить тебя хотела, чем заниматься собираешься?

– Я тут с ментом одним здешним говорил. Он тоже спрашивал. Я сказал, что тебе помогать буду…

– Вот и правильно! У меня четыре точки на продуктовом рынке и две на барахолке. За всем следить надо. Да и расширяться думаю. Вот ремонт сделала, теперь на раскрутку деньги будут…

– А соседи куда подевались?

– Расселились. Я им хорошие комнаты в центре купила. Хорошо разъехались…

– А со Шмаковым как разобралась?

– Да никак. Комната их, но куда они подевались, я не знаю. Ума не приложу, где их искать… Да и надо? Им эта комната нужна?

– Вряд ли.

Трофим кое-что знал о судьбе Шмакова. В Москве живет, вместе с Кристиной, банк у него свой, денег немерено… Но где конкретно живет, какой банк – такой информации у него не было. Да и незачем ему это. Шмаков – только с виду замухрыга, на деле он крутой деловар. И сам по себе серьезный человек, и «крыша» у него надежная – Жиха его кроет, а это очень большая величина. Трофиму против столь авторитетного вора не потянуть, да и не станет он конфликтовать с Жихой из-за Шмакова. Во-первых, с таким человеком дружить надо, а во-вторых, он слово Викентию давал. И в-третьих, Шмаков конкретно помог ему с адвокатом. Так бы на него убийство Лялина повесили – все к тому шло, но ушлый адвокат расставил все по своим местам. И Трофиму пришлось отвечать только за стрельбу в ресторане. Мог бы под расстрел пойти, а так семью годами строгого режима отделался…

И все же было б здорово, если бы вдруг Кристина рассорилась со своим мужем и вернулась сюда, в свою комнату. Эх, и зажил бы с ней Трофим… Но эта мечта несбыточная, не будет здесь Кристины. И не увидит он ее никогда, если сам не начнет искать…

– Значит, со мной работать будешь, – вернулась к прежнему разговору мама. – И правильно… Мне уже на заслуженный отдых пора, а ты за меня работать будешь. У Георгия Владиславовича квартира есть, я к нему переехать могу, а ты здесь живи. Женишься, дети будут…

– Нельзя мне жениться, мать, – покачал головой Трофим.

– Как это нельзя?

– Я положенец, без двух минут в законе. Мой дом – тюрьма, моя семья – братва.

– Это ты брось!

Мама решительно рассекла ладонью воздух, но на Трофима это не произвело впечатления.

– Не могу я за тебя работать, не мое это. У нас торгашей не очень уважают. Братва за барыгу мазу держать будет…

– Да плевать на твою братву! Зато ты как человек жить будешь!

– Как человек я и буду жить, – покачал он головой. – Как уважаемый человек… Не буду я барыгой, и не упрашивай.

– И что делать будешь? – чуть не плача, дрогнувшим голосом спросила она.

– Не знаю. Но работать не буду. Сейчас за тунеядство вроде бы не сажают, да? – усмехнулся Трофим.