Оливия не сидела, развалившись, с тех пор как впервые надела корсет. Ее мать родом из сельских районов Кента, и она делала все, чтобы дать дочери лучшее – точнее, все, что она считала лучшим. «Лондонские леди так себя не ведут», – это была одна из ее любимых присказок. Как они разочаровали бы ее сейчас! Потому что вокруг них на таких же одеялах валялись другие девушки, наслаждаясь свободным временем. И еще травой. К приятному удивлению Оливии, сидеть на траве оказалось весьма удобно.

А вот долго молчать – не очень. Попивая молоко, Оливия чувствовала, что терпение опять на исходе, и ждала, что будет дальше.

Наконец темой для дальнейшего разговора стала одежда проходящих мимо людей – у кого-то роскошная, у кого-то – довольно скромная.

– Красивое платье, – сказала Полли, указывая на леди в шелковом платье цвета бронзы. – Но слишком яркое для дневного света, вы не находите?

– Да, ярковато… – Мысли Оливии понеслись прочь. «Найдите себе новое место», – сказал он. Не зашифровано ли в этих словах сообщение: «Я тебя изнасилую, если ты останешься»? И почему при мысли об этом у нее как-то странно подводит живот? Она должна быть в ужасе.

– Посмотрите на облака, – сказала Полли.

Оливия подняла глаза вверх. Там, высоко в небе, все было совсем не похоже на обычную лондонскую картину: небосвод чист и ярок, а облачка напоминают пышные пуховки ослепительно белого цвета.

– Можно подумать, мы в тропиках, – улыбнулась Оливия. Если только не обращать внимания на свежесть воздуха и не осматривать парк – такой английский с его аккуратно подстриженными кустами.

Полли прилегла, опираясь на локоть. Через мгновение, чувствуя себя этакой сорвиголовой, Оливия сделала то же самое. Она практически лежала у всех на глазах!

Легкая прохлада освежала, солнце приятно согревало лица.

– У меня появятся веснушки, – пробормотала Оливия, глубже натягивая шляпу на голову.

Полли загородила глаза рукой, чтобы недовольно посмотреть на экономку.

– Мэм, это молоко пролили давным-давно.

Поняв смысл ее замечания, Оливия рассмеялась.

– Верно, – сказала она.

Молчание между ними стало не таким напряженным. Полли опять подняла глаза к небу и забылась, наблюдая за представлением, которое наверху устраивали небеса. Оливия закрыла глаза. Когда последний раз она позволяла себе побездельничать? Она помнила, что такое бывало, когда она служила у Элизабет, но это было так давно и далеко, как картинка из давнишнего сна.

Герцог поцеловал экономку. И ей это понравилось. Как она может чувствовать себя такой расслабленной после такого?

– Можно кое-что у вас спросить?

Оливия сразу напряглась и открыла глаза.

– Конечно, – сказала она.

Полли придвинулась к ней так близко, что их плечи касались друг друга.

– У вас были какие-то особые отношения с его светлостью? Я имею в виду до сегодняшнего дня?

– Нет, разумеется. А почему ты так решила?

Полли пожала плечами.

– Он стал совсем другим с тех пор, как в доме появились вы. Вот я и решила, что, возможно, есть причина, заставляющая его прислушиваться к вам.

– Ты ошибаешься, – ответила Оливия. – Я никогда… – Должно быть, она стала пунцовой, как вишня. – Он просто поправляется, – резко добавила она. – И из-за этого… немного не в себе, что и объясняет увиденное тобой. Но прежде подобного никогда не было. – И она горячо добавила: – И никогда не будет!

Полли скривила гримасу.

– А он об этом знает?

Оливия села. Она не могла дольше оставаться под прицелом этого ищущего взгляда.

– Знает, конечно!

«Найдите нового нанимателя… Или, если мне так повезло, не делайте этого».

Она с трудом сглотнула. Его намерения несущественные. Теперь, когда он вышел из своей комнаты, дело всего нескольких дней – или даже часов – найти то, что ей нужно, и убежать, не будучи замеченной.

Полли не сводила с нее глаз.

– Вы его не любите, да?

Оливия выдохнула. Святой господь, какой идиоткой бы она была, если бы полюбила Марвика! Да, она испытывала тщеславное удовольствие, чувствуя свою причастность к выздоровлению когда-то великого человека. Но на этом ее интересы заканчивались. У нее здесь одно дело. Она не может себе позволить отвлекаться на дурацкие чувства.

К тому же, как бы там ни было, он ничуть не похож на обычного ухажера. Герцог, да еще и сумасшедший – выздоравливающий благодаря ей, но это не важно. И не просто герцог или безумец, а человек влиятельный, человек, в сердце которого пылала такая ярость, что оно имело полное право превратится в пепел. Человек, который в приступе хандры поглаживает свой пистолет.

– Влюбиться в него значило бы для меня превратиться в самую большую дуру, когда-либо жившую на свете, – сказала Оливия. – Но, уверяю тебя, я не дура.

Вздохнув, Полли села.

– Вам известно, сколько служанок влюблялись в своих господ? И далеко не все из них – дуры. Но мне ни к чему рассказывать вам, где все они теперь.

Оливия нахмурилась.

– Где же? – спросила она.

– На углах улиц.

– О! – Оливия зарделась. – Конечно.

– Это всегда приводит только к гибели, – более приветливым тоном добавила Полли.

Неужели она пытается утешить экономку? Оливию это тронуло.

– Разумеется. Но, Полли, ты не должна неправильно… понимать то, что увидела. И я была бы тебе признательна, если бы ты никому не говорила об этом…

– Ох, да об этом все уже судачат.

Оливия уставилась на нее.

– Ты шутишь?

Прислуга считает ее соблазнительницей?

Полли пожала плечами.

– Но вы же постоянно ходили в его покои.

Какой ужас! Оливия едва сдерживала непонятное желание расхохотаться. Она всегда была слишком неловкой, слишком высокой и (надо уж в этом признаться) слишком резкой, чтобы ее ошибочно принимали за соблазнительницу.

– Я его экономка, – заметила она.

Полли фыркнула.

– Миссис Райт старалась держаться подальше от его комнат.

– Что ж, ничего хорошего в этом нет. Я просто… – Оливия замолчала. Какое объяснение она может придумать своему поведению с Марвиком, если она буквально преследовала его? Ведь правда в этом случае не поможет: «Мне нужно выманить герцога из его покоев, чтобы обыскать их».

Хотя, возможно, ей не следует лгать. Внезапно ее осенило:

– Он просто нравится мне. – К ее удивлению, это правда, пусть и довольно дурацкая.

Так что не стоит ругать Полли за то, что та расхохоталась.