Он изо всех сил стиснул зубы и все-таки не выдержал – зажмурился, когда тупоносый трехдверный внедорожник, рыкнув движком и выбросив из-под колес тонну гравия, взлетел на гребень импровизированного трамплина и воспарил над рельсами в головоломном прыжке.

Пока машина висела в воздухе, жужжа вращающимися вхолостую колесами, Абзац успел подумать, что привыкнуть к такому нельзя. Неудивительно, что Паук участвует в своих ралли один, без штурмана: вряд ли во всей Москве найдется идиот, который рискнул бы сесть к нему в машину вторично.

Потом «лендровер» с лязгом и хрустом приземлился на все четыре колеса, прошел юзом, веером разбрызгивая грязь, едва не перевернулся, задев передним колесом рельс следующей ветки, но все-таки выровнялся и, набирая скорость, устремился к распахнутым настежь воротам ангара. Абзац открыл глаза, прислушиваясь к тому, как его внутренности неохотно возвращаются на свои места после страшного толчка, который подбросил их к самому горлу и смешал в одну перепутанную кучу. Черная пасть ворот неслась навстречу со страшной скоростью.

Машина влетела в ангар и с душераздирающим визгом остановилась на сухом бетонном полу. Чтобы не вылететь наружу сквозь лобовое стекло, Абзацу пришлось изо всех сил упереться в переднюю панель обеими руками. Паук повернул ключ, и Шкаброву показалось, что он оглох. После жуткого рева и грохота гудки маневрового тепловоза и лязг буферов казались не более заслуживающими внимания, чем шум крови в ушах и мерные удары пульса.

– Чертов камикадзе, – пробормотал Абзац, почти не слыша собственного голоса. – Кр-р-ретин!

– За-а-чэм Камикадзе, слушай? – с утрированным кавказским акцентом возмутился Паук. – Джапаридзе моя фамилия, понял, да?

– Дурак твоя фамилия, – шаря по всем карманам в поисках сигарет, сообщил ему Абзац. – Маньяк хренов, убийца…

– Ба! – радостно воскликнул Паук. – Кажется, мне удалось напугать неустрашимого Абзаца. Следовательно, день прожит не напрасно.

– Драть тебя некому, – закуривая, проворчал Абзац, – а мне некогда.

– Брось, – вынимая из кармана кожанки тонкий серебряный портсигар с выбитым на крышке орлом, небрежно сказал Паук. – Желающих навалом, только догнать не могут, кишка тонка. И потом…

Он замолчал на полуслове, задумчиво постукивая фильтром сигареты по портсигару. Портсигар, похоже, был тот самый, в незапамятные времена снятый с трупа немецкого офицера. Потом он вздохнул, демонстративно пожал плечами, сунул сигарету в угол большого тонкогубого рта и принялся чиркать колесиком зажигалки. Зажигалка у него тоже была не как у людей: большая, архаичная, изготовленная кустарным способом из гильзы от крупнокалиберного пулемета.

Толстый фитиль вспыхнул, выбросив такой язык пламени, будто Паук держал в кулаке не зажигалку, а свернутую жгутом и пропитанную бензином газету.

Паук погрузил кончик сигареты в этот пожар, глубоко затянулся и дунул дымом на пламя.

– Понимаешь, – заговорил Паук, на каждом гласном звуке выпуская изо рта небольшое облачко дыма, – даже в самом безумном поступке всегда есть рациональное зерно. К примеру если бы за нами была погоня, то ей пришлось бы несладко.

– Ас чего ты взял, что за нами должна быть погоня? – удивился Абзац.

– Про тебя ходят странные слухи, – внимательно разглядывая тлеющий кончик своей сигареты, сообщил Паук.

– Например?..

– Например, говорят, что ты объявил войну братве. Есть также мнение, что это братва объявила тебе войну, но от перестановки слагаемых, как известно, сумма не меняется. Ты меня знаешь, Абзац.

Знаешь, кто я, чем занимаюсь и чем занимался в дни туманной юности. Общество жмуриков меня обычно не смущает, но жмурик при этом должен вести себя как положено. То есть лежать и не рыпаться. Ты труп на девяносто пять процентов, и при этом тебе ни в какую не лежится. Это делает твое общество, мягко говоря, опасным.

Абзац скрипнул спинкой сиденья, меняя позу.

– Содержательная реплика, – заметил Паук. – Но Барабан и прочая веселая компания – это еще полбеды. Тут был такой поганенький слушок… Якобы тебя повязали буквально с поличным, а через месяц выпустили…

– Выпустили, – проворчал Абзац. – Конечно, выпустили.

– Ну, ладно, ладно. Не выпустили. Убежал. Я от бабушки ушел и от дедушки ушел… Но это же анекдот! Где это видано, чтобы взятому на горячем мокрушнику дали рвануть когти во время следственного эксперимента! Так что постарайся не удивляться, когда кто-нибудь из старых знакомых назовет тебя подсадным или, скажем, стукачом.

Абзац задумчиво поскреб ногтями шершавый подбородок. В последнее время у него появилась новая дурная привычка скрести щетину всякий раз, как он оказывался в затруднительном положении.

– Ценю твою откровенность, – сказал он наконец. – Какого черта ты тогда сюда явился? Надеюсь, не с поручением от Барабана?

– Я сам по себе, – просто ответил Паук. – И с отморозками стараюсь дел не иметь. Когда ты позвонил, мне стало интересно.

– Веселый ты парень, – со вздохом сказал Абзац. – Любознательный. Ну а если я действительно подсадной, что тогда? Что, если в том старом вагоне засада?

– Тогда я оседлаю свою полосатую лошадку, и мы с тобой поедем кататься, – спокойно ответил Паук. – Есть такая компьютерная игра. Называется «Засранцы против ГАИ». Вот в нее мы и сыграем.

Риск придает жизни необходимую остроту, разве не так? А если учесть интенсивность движения в городе, то живыми они нас не возьмут. То, что останется от нас с тобой, можно будет точно описать буквально в двух словах: блин горелый. Назначая мне встречу, ты не мог об этом не знать, мы ведь сто лет знакомы.

Я ведь тоже знаю, что пытаться сдать тебя, скажем, тому же Барабану – это все равно что засунуть себе в задницу гранату без чеки. Поэтому давай считать, что верительными грамотами мы уже обменялись.

Надеюсь, ты вызвал меня по делу, а не потому, что соскучился?

Абзац вдавил окурок в набитую до отказа пепельницу на приборной панели и откинулся на спинку сиденья. Он привык считать Паука чем-то наподобие свихнувшегося биокомпьютера, этакой двуногой вычислительной машиной без тормозов и инстинкта самосохранения, и был готов к тому, что, просчитав все «за» и «против», веселый торговец смертью постарается аккуратно подвести его под прицел засевшего где-нибудь неподалеку снайпера. Абзац и сейчас не мог окончательно сбросить эту возможность со счетов, но Паук выглядел спокойным и говорил совсем не то, что ожидал услышать Шкабров.

– Дело, – повторил он рассеянно. – Ты извини, Паук. Для тебя это, конечно, не дело, а безделица, но…

Он полез в карман куртки, вынул оттуда пистолет и протянул его Пауку.

– Вот. Не купишь?

– «Макарыч», – сказал Паук таким тоном, словно встретил старого знакомого в месте, где тому было совершенно нечего делать. Абзац заметил, что он не сделал попытки взять пистолет в руки, хотя и был в перчатках. – Дедуля ты мой! Пора, пора тебе на пенсию…