Поначалу Леха выиграл у своих партнеров долларов пятьдесят, потом немного напрягся и увеличил выигрыш сначала до трехсот, а потом и до пятисот баксов. Коля и Валера безропотно лезли в бумажники и расплачивались наличными прямо на месте, безо всяких долговых расписочек и попыток оспорить результаты игры. Вошедший в раж Леха дрожащими руками сдавал карты и без умолку нес какую-то чушь насчет того, что карточный долг – дело святое и что проигравшему в карты должно непременно повезти в любви. Если бы он мог знать, чем все это кончится, то непременно заткнулся бы и не стал окончательно загонять себя в тупик своей дурацкой болтовней.

Когда выигрыш Лехи достиг примерно полутора тысяч баксов, Пистон объявил, что денег у него больше нет. Окончательно раздухарившийся Леха, нервно похохатывая и не выпуская из рук фужера с водкой, заявил, что так дела не делаются, и предложил играть в долг. «Зачем же в долг?» – пожав плечами, сказал Валера и выложил на стол часы в золотом корпусе, «рыжуху» с шеи и две массивные золотые «гайки», которые ему лишь с огромным трудом удалось стащить с пальцев. «Вот, – сказал он, подвигая эту кучу на середину стола. – Это стоит больше полутора штук. Сыграем на все?»

В этот момент остатков Лехиного рассудка коснулась холодная тень сомнения, но он сам отрезал себе пути к отступлению своим безответственным трепом и понял, что отказаться не сможет. Кроме того, сегодня Фортуна была к нему благосклонна. «Сдавай», – решительно сказал он и похоронил лежавшие на столе «сокровища» под шелестящей грудой зелени.

В течение следующего часа Лехе довелось пережить массу ощущений, сходных с теми, что испытывает попавший в обдирочную машину сосновый ствол.

После первого же кона ему расхотелось шутить. Второй кон стоил ему часов и жиденькой золотой цепочки, которую язык не поворачивался назвать «рыжухой», после чего в ход пошли шариковая ручка, весьма кстати оказавшаяся в кармане у молчаливого бритоголового Коли, и ресторанные салфетки, на которых Леха дрожащей рукой писал расписки.

К тому моменту, как в ресторане начали гасить свет, проигрыш Лехи-Лохи составил ровным счетом двадцать пять тысяч зеленых американских рублей.

О том, чтобы попытаться скрыться или каким-то иным способом избежать уплаты долга, нечего было и думать: Пистон был хорошим другом небезызвестного Сереги Барабана, и Леха отлично знал, что эти люди не понимают шуток, когда речь идет о деньгах.

Именно поэтому солнечное, с легким морозцем ноябрьское утро выглядело для него издевательской насмешкой жестокой и равнодушной природы над его бедственным положением. Этим утром весь мир ополчился против Лехи Лопатина, а Леха, увы, не принадлежал к тем, кто может в одиночку выстоять в такой битве. Он чувствовал себя хорошо только в стае себе подобных. Теперь Леха-Лоха понимал, каково бывает раненому волку, когда его голодные приятели решают, что пришла пора перекусить.

Лежа на боку и с тоской разглядывая желтоватое жирное пятно, какие появляются на обоях, когда кто-то в течение нескольких лет спит у самой стены, Леха всерьез обдумывал различные способы ухода из жизни, пытаясь выбрать самый быстрый и безболезненный. Стреляться ему было нечем; повешение он отмел сразу, поскольку до судорог боялся удушья; топиться в конце ноября было холодно, а где достать яд или хотя бы сильнодействующее снотворное, Леха не имел ни малейшего понятия. Способ самоубийства а-ля Анна Каренина тоже не годился, равно как и прыжок из окна или шаг с тротуара навстречу движущемуся с большой скоростью автомобилю: Леха очень сомневался, что у него хватит решимости сделать последний шаг. Полосовать себе вены лезвием от безопасной бритвы было страшно и ненадежно, а об отравлении бытовым газом не стоило даже думать, поскольку все плиты в Лехином доме были, как назло, электрическими.

Перебрав все, что пришло на ум, Леха пришел к неутешительному выводу, что в наше время покончить с собой не так-то просто. Можно было, конечно, впрыснуть себе смертельную дозу какой-нибудь дури наподобие героина, но для этого ее надо было, как минимум, купить. Со дна финансовой пропасти, где в данный момент обретался Леха, такая идея смотрелась достаточно дико. Оставшейся у него наличности не хватило бы даже на трамвайный билет, не говоря уже о билете в загробный мир.

Леха-Лоха издал протяжный стон и зарылся лицом в подушку. От этого импульсивного движения в его истерзанной страхами и тяжким похмельем голове что-то сместилось, и он с внезапной холодной ясностью осознал, что понапрасну теряет время, изыскивая способ сделать то, что почти наверняка будет сделано и без его участия. Если он не вернет деньги в назначенный трехдневный срок, его попросту тихо шлепнут в темном углу, так что в этом плане беспокоиться не о чем. Если ему и стоило о чем-то думать, так лишь о том, где и как достать двадцать пять тысяч долларов.

Как назло, ничего путного в голову не лезло.

Квартиру, которая служила ему прибежищем, Леха-Лоха снимал у какого-то деятеля с Крайнего Севера, который годами пропадал в своем Норильске, выколачивая бабки из вечной мерзлоты, так что решить вопрос путем продажи жилья не представлялось возможным. Машины у него до сих пор не было, да и откуда у него могла появиться такая машина, за которую при быстрой продаже можно было бы выручить двадцать пять штук? Для вооруженного ограбления требовалось все то же оружие плюс хорошая наводка и время на тщательную подготовку, а на то, чтобы выиграть такую сумму у лохов в пригородных электричках, потребовались бы годы упорного труда без выходных и перерывов на прием пищи.

Леха понял, что пропал с потрохами. За последние десять минут он понимал это уже раз пятьдесят но всякий раз это понимание с неизменной новизной обжигало душу ледяным холодом поджидавшей могилы.

В этот драматический момент раздался телефонный звонок. Леха глухо замычал в подушку и попытался сделать вид, что его нет дома: он почему-то решил, что звонит Пистон, которому срочно понадобились деньги. Но в следующее мгновение силы разума все-таки возобладали над слепыми инстинктами, и Леха для начала посмотрел на жестяной китайский будильник, поскольку наручных часов у него теперь не было.

Будильник показывал без десяти десять, а это означало, что звонит Павел Сергеевич, о котором Леха за своими треволнениями как-то позабыл. Сегодня был первый рабочий день Лехи Лопатина в качестве охранника, и через десять минут, согласно предварительной договоренности, Леха должен был встретиться со своим работодателем внизу, у подъезда, чтобы тот доставил его к месту несения службы.

Леха снова замычал. Только этого ему сейчас и не хватало! Как будто мало было Пистона с его страхолюдным приятелем! А теперь еще придется тащиться неизвестно куда и сторожить неизвестно что – скорее всего, какой-нибудь гнилой сарай с ворованным спиртом или что-нибудь еще в таком же роде.

Телефон звонил.

Не вставая с постели, Леха по-быстрому прикинул, не стоит ли ему послать Павла Сергеевича подальше вместе с его работой, оценил возможные последствия такого поступка и пришел к выводу, что хрен редьки не слаще. Мордатый сосед мог запросто исполнить свою угрозу и закатать Леху за проволоку, а там… «Тюремное радио» очень быстро разносит новости, и когда паханы узнают о его долге, Леха будет жить, как сказал один видный политический деятель, «плохо, но недолго».