При первом отсвете серой зари Полира оглядела Тию.

— Смотри, — сказала она, когда Тия вновь сжалась от приступа боли. Внизу, между двумя растянутыми полосками кожи, виднелось что-то безволосое и бледное.

— Это темя ребенка, — объяснила Полира, опускаясь на колени и беря за руку Тию. — В следующий раз надо тужиться, Тия. Поняла? Уже близко.

И Тия тужилась, снова заходясь в крике. Темя, кажется, и не двинулось вовсе — я вообще не понимала, как там может что-то пройти.

Еще раз. И еще.

— Дай нож, — велела Полира.

Острый бронзовый клинок, взятый у Ксандра, я еще раньше вымыла морской водой. Полира обмотала его тканью, оставив только кончик лезвия длиной в палец.

На Тию снова накатила боль.

— Давай тужься, давай еще, — приговаривала я, держа ее за руку. — Еще раз…

Сверкнуло лезвие, кончиком рассекая угол растянутой плоти. Брызнула кровь, головка двинулась. Маленькое окровавленное лицо, потемневшее от усилий, непривычно удлиненный череп…

— Вот и молодец! — сказала Полира, откладывая нож. — Умница, Тия! В следующую схватку потужишься еще, чтобы вышли плечи.

Тия сопела, прикусив нижнюю губу.

Я видела, как по ее животу побежала волна — снова начали сокращаться мышцы.

— Давай, детка.

Вдохнув, она привстала на локтях, и дитя легко скользнуло прямо в руки Полире — плечи, туловище, длинные ножки… Полира подняла его, дуя ему в рот и нос, чтобы разбудить дыхание. И тогда раздался высокий жалобный звук, словно крик морской чайки.

Снова мелькнул бронзовый нож: Полира перерезала пуповину.

— Еще раз потужься — чтобы вышел послед.

Тия пыталась подняться на локтях.

— Дай мне!

Полира передала мне ребенка и нагнулась за последом.

Легкое, невероятно крохотное дитя, тонкие ручки и ножки с просвечивающей кожей, безволосая головка, личико без бровей и ресниц… Но уже бьем ножками и кричим, кричим…

— Тия, — сказала я, передавая ей девочку, — твоя дочь просто красавица.

Ее глаза переполнились слезами, и она поднесла ребенка к себе, крошечные окровавленные кулачки прижались к ее груди.

— Иди ко мне, моя маленькая, — сказала она, — такая кроха…

Послед она, наверное, даже не заметила. Когда Полира омывала порез соленой водой, Тия чуть поморщилась, но не подняла глаз, продолжая нашептывать нежности. Я села на пол, откинувшись на мешки с чечевицей, и дала волю слезам.

Полира устроила Тию поудобнее, положила ткань для впитывания крови и закутала обеих шерстяным плащом.

— Держи ее у груди, — сказала она Тии. — Малышка слишком слаба, холод ее погубит. А согреться она может только от тебя, другого тепла здесь нет.

Девочка теперь утихла, прижавшись к матери, глаза ее закрылись — наверное, она уснула. Тия завернулась в плащ поплотнее и тоже прикрыла глаза.

Полира выбралась наружу, чтобы отмыть нож. Я вышла следом.

— Она выживет? — спросила я.

Полира взглянула удивленно:

— Тебе ли спрашивать? Ты ведь служишь Смерти — что Она говорит?

— Ничего. — Это было правдой: кружение Ее крыльев прекратилось. Перелом, какой бы то ни был, миновал.

— Она выживет, если сможет есть, — ответила Полира. — И ей нужно тепло. Новорожденные иногда умирают от того, что не могут взять грудь. Или от холода. Иногда еще у них плохо с дыханием, но наша вроде бы кричит как надо, да и вообще здоровенькая.

— Это хорошо, — ответила я, собирая остатки былого достоинства. — Она станет пифией после меня.

— Дитя, отнятое у смерти, — сказала Полира. — Рожденное вопреки ей…

— Когда рождаешься — преодолеваешь смерть, — проговорила я. — Таково таинство. Раньше я этого не понимала.

Полира погладила меня по плечу, во взгляде проскользнуло что-то почти материнское.

— Пойди обрадуй Коса. Он, должно быть, сам не свой от волнения.

Я вышла на палубу. Уже рассвело, шторм начал стихать. Сквозь дождь я увидела на корме Ксандра, привязанного к кормилу. Кос, оскальзываясь, пробирался ко мне по колено в воде. Половина гребцов вычерпывали воду, никто не греб — мы шли под парусом.

— Как Тия? Как там?.. — Бледное лицо, покрасневшие глаза. Мой окровавленный хитон, должно быть, его изрядно напугал.

— Все хорошо, — сказала я, обнимая его. — Тия молодая и крепкая, она уже поправляется. Им с ребенком сейчас нужно поспать. Девочка, Кос.

Он подхватил меня в могучем медвежьем объятии.

— Хвала твоей Владычице и Кифере Афродите и всем богам! Девочка! И Тия здорова! Эла! Эла, Кифера!

Он поставил меня обратно на палубу.

— А как корабль? — спросила я. — Вроде бы худшее позади, качает меньше…

— Повреждений не много. Вода плещет только через борт, подводных пробоин нет. Мы держимся впереди шторма, и сейчас становится легче, волны идут слабее. Но все равно в такую погоду приходится несладко. И еще у нас погиб мальчишка.

— Мальчишка? — На мгновение мне показалось, что речь о сыне Полиры.

— Аштера, — ответил Кос. — Его смыло за борт в самый разгар шторма, ночью.

— Вот оно что. — Я взглянула на корму. Землистое лицо Ксандра, прикованного к кораблю, сказало мне обо всем. Вот что предвещали Ее крылья. Начало одной жизни и конец другой.

— Он считает себя виноватым, — сказал Кос. — Чуть ли не обезумел, не отдает мне кормило. Но мы идем в шторм, я не стал ему перечить.

Я поднялась на корму.

— Ксандр…

Молчание. От веревок и соленой воды у него вздулись рубцы на теле. Он не спросил о Тии и ребенке.

— Ксандр!..

Никакого ответа.

Сквозь облака пробился солнечный луч, все еще тянулось утро. Далеко в море я разглядела «Семь сестер», «Охотника» и «Крылатую ночь».

— Попьешь воды? — спросила я, протягивая полный бурдюк. Он помотал головой и даже не взглянул ни на бурдюк, ни на меня.

Уже после полудня мы увидели на горизонте узкую полоску земли. Солнце светило вовсю, от промокшей палубы шел пар.

— Земля! — крикнул Кос.

Я посмотрела туда, куда он указывал, и вдруг услышала за спиной странный звук. Ксандр обмяк на веревках, потеряв сознание. Я перерезала путы его ножом и осторожно опустила бесчувственное тело на палубу. Бай подхватил кормило.

Мы добрались до Египта.

Я не помню, как мы подошли к устьям Нила. Достигнув земли, мы еще три дня тащились вдоль берега, но я почти не выходила на палубу.