Он пошарил в сумке, нашел газовый баллончик и далеко отбросил.

– Нет, конечно.

Убедившись, что больше ничего нет, выпрямился и сел в седло.

– Залезай назад.

Я подчинилась. Уселась позади, обхватила его за талию. Мотор дважды рявкнул отрывисто, тоном выше, и мы сорвались с места. Понеслись на огромной скорости в своем и чужом грохоте по узкой неасфальтированной дороге. Фары второго мотоцикла метались как безумные, отбрасывая наши тени на высокую стену из контейнеров. Выхлопные трубы ревели, подрагивая, как органы, исполняющие техно. Через минуту, когда контейнеры остались позади, лишив нас защиты, Флавио выключил фару, и второй мотоциклист сделал то же самое, так что теперь мы, не снижая скорости, мчались в кромешной тьме, словно ополоумевшие кентавры-самоубийцы, а я крепче приникала к Флавио и цеплялась за него, как будто это могло спасти меня в том случае – весьма и весьма вероятном, – если бы мы отправились к черту в зубы.

Едва наши мотоциклы остановились, из тьмы вынырнули четыре фигуры. Райтеров, прятавшихся у стены, которая прикрывала их от портовых огней, оказалось четверо. Одеты они были так же, как мои спутники, за спиной маленькие рюкзачки – все темное. Это Лекс, скупо и сухо представил меня Флавио. В ответ не прозвучало никакого имени, и ни одно лицо не открылось из-под низко надвинутого капюшона или длинного козырька бейсболки. Я пожимала юные крепкие руки, покуда горбунчики из Монтекальварио молча двигались вокруг меня. Держались они с какой-то особой значительностью – как солдаты перед ночным боем, подумала я. Пахло от них волглой одеждой и краской.

– А Снайпер? – спросила я.

– Попозже подгребет, – ответил Флавио. – А ты давай с нами… Пройдешь испытание.

– Какое еще испытание?

Ответа не последовало. Кто-то достал и пустил по кругу кусочки жженой пробки, которой все мазали себе лица. Когда пришел мой черед, я с помощью Флавио сделала то же самое, вычернив себе нос и лоб.

– В негра краситься не надо, – сказал кто-то. – Идея в том, чтобы не светиться белым лицом.

Я покорно кивнула. Все это было смешно, но одновременно будоражило. Было в этом что-то от детской игры. Словно воскрес кусочек детства. Когда охватывало волнение от брошенного мне вызова, от приближения чего-то неведомого. Приключение. Потом с беспокойством подумала о том, что будет, если сегодня ночью меня, размалеванную таким образом, задержат. Иностранку моих лет, решившую поиграть в городскую герилью. Заняться незаконным стрит-артом – или чем там занимается эта шайка? Объясниться, боюсь, будет весьма затруднительно. Ситуация возникнет, прямо скажем, неловкая.

– А куда мы идем?

Флавио объяснил. Тут поблизости железнодорожная станция, где перегружают товары, доставленные морем. Накануне на разведке обнаружили состав – сцепку из семи химических цистерн. Наша цель – расписать, сколько сумеем.

– Они идут в Милан, отправляются завтра… Соскрести или замазать не успеют, так что поезд пол-Италии пройдет с нашими граффити.

Послышался легкий топот: райтеры запрыгали на месте, проверяя, не брякают ли баллончики в рюкзаке, не звенит ли что-нибудь плохо закрепленное. Все оказалось в порядке.

– Пошли, – сказал Флавио. – С этой минуты никому не курить, говорить только шепотом.

Бесшумно, гуськом мы двинулись вдоль забора. Чуть дальше он сменялся двухметровой оградой из толстой металлической сетки с колючей проволокой наверху. Остановились, скорчившись, припав на одно колено, как в фильмах про коммандос, и я подумала, что эти ребятишки, похоже, переусердствовали с видеоиграми – да только не вполне игра это была.

– Чуете, чем пахнет? – с удовольствием произнес кто-то. – Поездами.

Флавио достал из рюкзака кусачки с длинными лезвиями. И минут пять проделывал в сетке отверстие подходящего размера. Мы поочередно пролезли в эту брешь. Кино превращалось в реальность.

– В рост не поднимайся пока, – прошипел Флавио. – В тридцати метрах справа еще будет караульная будка.

Мы ползли на четвереньках, опираясь на локти, отталкиваясь от земли коленями и проникая все дальше под прикрытием темноты. Удивительно, подумала я. От напряжения и страха кровь в ушах стучала оглушительно. Я словно играла в прятки ночью – и в памяти, навсегда уже, казалось бы, похороненные в ее глубинах, всплывали далекие детские игры.

– Вот и тоннель, – сказал кто-то.

Мы поднялись и, пригибаясь, очень медленно, стараясь, чтобы не раздалось ни звука, преодолели последние метры. Тоннель разинул перед нами непроглядно-черную зловещую пасть, куда вползал двойной металлический отблеск рельсов из-под наших ног. Состав, объяснил Флавио, стоит в тупике по ту сторону.

– Не падай, – прошептал кто-то, подхватив меня, когда я поскользнулась.

Мы осторожно, как крысы, прокрались в тоннель и двинулись вперед ощупью, держась за источавшую сырость стену. Пахло здесь отвратительно. Впереди полукруглым пятном чуть светлее, чем все вокруг, виднелся выход из тоннеля, и туда, к самому его центру, слабо бликуя, тянулись рельсы. Я с беспокойством поняла, что пути проходят под самой стеной: если появится поезд, деваться нам будет некуда, и он приготовит из нас рагу под пряным соусом.

– А что, если появится поезд? – повторила я вслух.

– Да лучше бы без него обойтись, – ответили мне сзади.

Другой райтер очень жизнерадостно добавил несколько слов на неаполитанском диалекте, так что я ничего не поняла, – и послышались задавленные смешки, которые пресек Флавио. Мы молчали, пока не дошли до выхода из тоннеля, а там скорчились на путях.

– Вон он.

Со всех сторон окруженная райтерами, чьи чумазые лица сияли довольными улыбками, я взглянула туда же, куда и все. Колея соединялась с другой, а рельсы метров через пятьдесят множились и разбегались. Там и сям виднелись вагоны – одиночные и в сцепке. Я насчитала их десятка два. Вереница мощных фонарей освещала нечто вроде платформы и пакгаузов или мастерских поодаль, и потому в тупике можно было кое-что разглядеть. Угадывались и очертания семи цистерн в тупике.

– Вот эти – наши? – спросила я.

– Эти.

Никто не удивился, что цель сегодняшней ночной операции я сочла и своей тоже.

– И что вы будете делать?

– Тут уж не до красот, – ответил Флавио, натягивая резиновые перчатки. – Обычные правила бомбера – малюй и смывайся.

– А если что пойдет не так?

– Что значит «не так»?

– Ну, охрана появится.

Вокруг поднялось неодобрительное ворчание, сводившееся к формуле «типун тебе на язык». Флавио порылся в рюкзаке и вручил мне маленький пластмассовый фонарик.

– Тогда беги по тоннелю и ищи дырку в железной сетке… Дорогу теперь знаешь.

– А если меня сцапают?