самый верный критерий его величия. Тацит[260] и Стерн[261], каждый в своем роде, образцы этого.

RA 12

Больше всего следует желать, чтобы Германия имела хороших историков. Только они одни в состоянии заставить иностранцев интересоваться нами, но им не следует заниматься исправлением событий, или, во всяком случае, мы не должны замечать этих усилий в их сочинениях. От них требуется достаточная самоотверженность, способная выразить результат месячных исследований в одной строчке и таким образом, чтобы среди тысяч читателей нашелся, быть может, один, который смог бы оценить ее богатство. Это искусство будет, безусловно, найдено, и если не сейчас, то, вероятно, через тысячу лет. Повсюду следует в кратких словах обращать внимание на развитие человека, дух законов, но не в крикливом тоне и, по той же причине, ни в коем случае не допускать модных оборотов и еще менее — острот. Если только содержание добротно, завершенная форма скорей всего дойдет до потомства полностью. Я хотел бы поэтому посоветовать быть, по крайней мере, в рассуждениях лаконичным. Если потомки станут умней, то они, как выражается Стерн, будут обладать уже и без книг большей половиной их мудрости. К тому же они, наверно, будут читать быстрей...

RA 19

Возможно, скоро наступит время, когда мы увидим, что в некоторых областях, в которых мы считаем себя ниже древних, мы выше их. В скульптуре и живописи это уже достаточно ясно. Винкельман был энтузиастом, человеком, пристрастно относившимся к древним, считавшим себя счастливым, когда он ступил на классическую почву. Она сформировала его вкус на образцах, о которых он впоследствии судил. Думается, что Венера Бэкона[262] на выставке в Пель-Мель[263] могла бы всегда стоять рядом с Медицейской[264]. Требуется уже немало, чтобы после такой шумихи отличиться в этом искусстве, не стремясь отправиться в Рим и броситься к ногам Аполлона. Все совершают туда паломничество, чтобы преклониться перед ним, но никто почему-то не задается вопросом о его божественности.

RA 29

Поистине многие люди читают только для того, чтобы иметь право не думать.

Schr. I, 171 (G, H)

...Искать людей в книгах я считаю работой менее благодарной, чем самому их наблюдать, потому что лишь немногие умеют изобразить человека в книге таким, каков он есть...

Schr. I, 276 (G, H)

Если о какой-либо вещи уже известны все мнения знатоков, то, прибегая к некоторому ухищрению или обладая хотя бы небольшими способностями, можно сказать о ней еще нечто такое, что приведет мир в изумление. Уже простое намерение сказать что-либо может совершить здесь многое.

Schr. I, 277 (G, H)

Все, что еще умеют изображать наши писатели, — это чуточку любви, но даже и ее они не в состоянии проследить в более скрытых областях человеческой жизни.

Никто не должен бояться вставлять в роман замечания, основывающиеся на длительном опыте и глубоких размышлениях, если они имеются в запасе. Их, безусловно, обнаружат. Благодаря им остроумные произведения приближаются к творениям природы. Дерево не только дает тень любому путнику, но листья его можно исследовать и под микроскопом. Книга, которая нравится величайшему мудрецу, может по той же причине понравиться и толпе. Она может увидеть не все, но эти замечания должны быть налицо на случай, если придет кто-либо с более острым зрением.

Schr. I, 277 (G, H)

...Гомер, да и Шекспир тоже, конечно, не знали, что они хорошо пишут. Наши современные хорошие писатели все обязаны изучить роковое искусство — знать, что они хорошо пишут.

Schr. I, 278-279 (G, H)

Было бы, разумеется, весьма полезно указать миру на тех писателей, которые, используя знания своих предшественников, черпали духовное богатство из самих себя. У них только и учишься, и, конечно, очень мало таких, которые легко доступны каждому. Другие занимаются подделками и, собственно, являются фальшивомонетчиками.

Schr. I, 250 (G, H)

Свифт выряжает детей своей фантазии, конечно, несколько странно, так что их едва отличишь от петрушек и канатных прыгунов; но ткань, позументы и драгоценные камни, используемые им, всегда настоящие.

Schr. I, 280 (G, H)

Популярным изложением сегодня слишком часто называется такое, благодаря которому масса получает возможность говорить о чем-либо, ничего в этом деле не понимая.

Schr. I, 306 (G, H)

Их критика основана исключительно на опыте, они восхищаются только тем, чем, как они уже слышали, восхищаются другие.

Schr. I, 307 (G, H)

Разве не странно, что буквальный перевод всегда плох? И тем не менее все можно перевести хорошо. Отсюда видно, что значит — понимать язык в совершенстве; это значит — в мовершенстве узнать народ, который на нем говорит.

Schr. I, 324 (G, H)

Despaviladera по-испански — «щипцы для свечей». Можно подумать, что это значит по крайней мере «королевский генерал-фельдмаршал».

Schr. I, 326 (G, H)

У одного бывает неверное правописание[265], а у другого верное неправописание.

Schr. I, 327 (G, H)

Это великий ораторский прием — уметь иногда только уговорить людей, когда их можно было бы убедить. Потом они часто думают, что их убедили, между тем как их просто уговорили.

Schr. II, 24 (G, H)

Сначала необходимо избрать направление и наметить себе конечную цель, а затем все, вплоть до любых мелочей, подчинить этому направлению. В этом заключается характер разумного человека и великого писателя. В его произведении каждое глубокомысленное замечание и каждая шутка должны содействовать главному стремлению автора. И даже если читатель ищет развлечения, его надо развлекать так, чтобы и этим достигалась главная цель.

Schr. II, 25 (G, H)

В романе надо обращать внимание главным образом на то, чтобы показать как ошибки, так и иллюзии всех сословий и всех человеческих возрастов. При этом можно во многом проявить свое знание людей.

Schr. II, 26—27 (G, H)

Тот, кто, подобно Буало[266], сочиняет сначала второй стих и придает ему максимальную гибкость и плавность, поймет, как трудно найти для первого такие стопы, чтобы он поспел за вторым[267]. Но это все же лучше, чем сообщить первому такую быстроту, что он собьет второго с ног и оба они рухнут на землю.

Schr. II, 27 (G, H)