– Не волнуйся, все не так плохо. Я только сейчас это заметила, а до этой минуты я и не подозревала о том, что ранена.

Роуз завела одну руку за спину и попыталась расстегнуть верхнюю пуговицу.

Коллиз с сомнением посмотрел на нее. Он-то хорошо знал, каково это – застегивать пуговицы и вообще одеваться с одной рукой. Коллиз тихо подошел к спящему принцу и вытащил из кармана его жилета серебряную фляжку, затем снова вернулся к Роуз.

– Ты не кошка, Роуз, хотя, не отрицаю, ты дерешься так же, как это животное. Одной рукой у тебя ничего не получится. Позволь мне помочь тебе.

Встав на колени позади Роуз, Коллиз принялся расстегивать целый ряд расположенных на ее спине маленьких пуговок. Она помогла ему тем, что убрала с шеи несколько пушистых черных локонов, выбившихся из прически. Наклонив голову вперед, Роуз послушно ждала, когда Коллиз закончит расстегивать ей платье.

Коллиз попытался спустить с плеча Роуз пропитанную кровью ткань, но, как выяснилось, материя прилипла к телу и ее пришлось отрывать от раны. Роуз вскрикнула от боли. Кровь несколькими ручейками заструилась по белой коже. Края раны не приподнимались над поверхностью кожи. Это значило, что рана неглубокая. Тем не менее она продолжала сильно кровоточить, и это очень беспокоило Коллиза.

В нагрудном кармане пиджака Коллиза лежал все еще сухой и чистый носовой платок.

– Боюсь, это будет жечь, но здесь нет воды. – Он смочил свой носовой платок содержимым фляжки Георга и приложил его к плечу Роуз.

– Нет, – тихо, сквозь зубы проговорила она. – Не так.

Прижми сильнее, еще сильнее.

Он сделал так, как она просила. Коллиз с силой прижал тонкую шелковую ткань к ране, и кровь быстро пропитала платок.

Кончики его пальцев тоже испачкались в крови. Роуз вскрикнула и слегка наклонилась к Коллизу, словно пыталась вжаться в его руку. Они замерли в таком положении на несколько секунд, потом Роуз глубоко вздохнула и отодвинулась от Коллиза. Он услышал, как быстро и прерывисто она дышит.

– Кровь все еще течет? Курт говорил, что если плотно прижать к ране ткань, кровь остановится. – Ее голос сделался глухим и хриплым. И еще Коллизу послышались в нем слезы. Он осторожно протер рану и потом осмотрел ее.

– Совсем чуть-чуть.

– Хорошо, – тихо проговорила она и протянула Коллизу оторванную от ее нижней юбки полоску ткани. – Если ты не против… Я была бы очень благодарна тебе за помощь.

Эта вежливая просьба потрясла Коллиза. Неужели она думает, что он такое бесчувственное чудовище, что его даже надо просить о помощи, просить перевязать рану?

Он молча положил свой носовой платок ей на рану и попытался наложить сверху повязку. Но из-за платья сделать это оказалось совсем не просто.

– Боюсь, придется раздеться, – сказал он и слегка потянул рукав ее платья вниз. Роуз оглянулась через плечо назад, потом кивнула. Коллиз быстро расстегнул оставшиеся пуговицы – застежка доходила почти до пояса, а затем снял платье со второго плеча Роуз. Она легко вытянула из одного рукава свою здоровую руку, но когда она попыталась освободиться от второго рукава, ее плечо пронзила острая боль. Роуз вскрикнула и замерла. Коллиз взялся за манжету на ее рукаве и потянул вниз. Поднимать раненую руку вверх теперь было не нужно.

Верхняя часть платья спустилась к поясу. Придерживая ее здоровой рукой, Роуз доверчиво пододвинулась чуть ближе к Коллизу. Кажется, она не слишком любит носить нижнее белье, подумал он. Кроме одной нижней юбки, на Роуз ничего не было. Не было даже простой рубашки. Теперь, глядя на нее, он всегда будет думать об этом.

Верхняя часть ее тела была такой же белой и гладкой, как греческая скульптура. В дрожащем свете фонаря Роуз казалась не живой девушкой, а мраморным изваянием, совершенным, холодным и ко всему равнодушным. Глаза Коллиза скользнули вниз по ее позвоночнику. Ему захотелось провести рукой по нему, прикоснуться к тому мягкому изгибу, который затем плавно переходил в ягодицы. Завороженный этим чудесным зрелищем, он на мгновение потерял способность двигаться.

Чтобы наложить повязку, нужно было сначала провести бинт под рукой Роуз, а потом поперек ее грудной клетки. Коллиз делал все очень осторожно, стараясь не касаться ее груди, но этого, разумеется, избежать было невозможно. Время от времени его пальцы дотрагивались до этой мягкой, нежной и обжигающей плоти. Когда наконец повязка была наложена, руки Коллиза заметно дрожали.

Роуз и Коллиз молчали, и тишину заполнял только спокойный храп принца.

Роуз закрыла глаза. Она не хотела смотреть на то, как Коллиз перевязывает ее, не хотела давать ему никаких советов. Роуз доверяла ему. Ее плечо так сильно горело, что она с трудом сдерживала слезы. Или, может быть, она просто плакала от усталости. Коллиз был так внимателен, он так нежно, так заботливо обращался с ней. И что еще было очень важно, он относился к ней с уважением, он не позволил себе никаких фривольных шуток. Роуз почувствовала странное расслабление, ее ноги стали какими-то слабыми, и ей вдруг захотелось прилечь.

Его руки оказались очень теплыми, даже горячими, хотя здесь, в тоннеле, было довольно холодно. Интересно почему? Может быть, у таких красивых мужчин, как Коллиз, кровь горячее? Роуз чувствовала, что начинает таять от этих осторожных мягких прикосновений. Она была воском в его руках. Он стоял так близко… Она даже ощущала его дыхание на своей щеке.

Коллиз сильно волновался из-за раны Роуз, но старался не показывать этого. Он и не представлял себе, насколько хрупкой и тонкокостной она была. Ее кожа напоминала шелк, разорвать который ничего не стоило. Во время перевязки он не проронил ни слова. Он молча восхищался ее храбростью и ругал ее за неосмотрительность и излишнюю горячность. Когда рана была забинтована, Коллиз помог Роуз надеть платье и застегнул на нем пуговицы. Потом он сел на пол и прислонился к стене.

– Что ты делаешь в «Клубе лжецов»? – мягко спросил он. – О чем ты думала? Ты не должна была подвергать себя такой опасности. Тебе надо было…

Она бросила на него быстрый взгляд:

– Мыть на кухне горшки? Я не леди, Коллиз Тремейн. Не забывай об этом. Зависимость может быть такой же опасной, как и работа шпиона. По крайней мере «лжецы» никогда не унижали меня, рядом с ними я чувствую себя достойным человеком.

Роуз, оказывается, гордячка. И для нее кое-что значит человеческое достоинство.

– Мне кажется, можно быть слугой и при этом сохранить свое человеческое достоинство. Гордость не является привилегией аристократов.

Она немного помолчала, потом покачала головой:

Нет, когда я была служанкой, мне приходилось обходиться без гордости. В тех условиях, в которых я жила, для гордости и человеческого достоинства не было места. – Она пожала плечами. – Разумеется, попадаются слуги, которые знают, что такое гордость. И такие слуги в каком-то смысле могут даже диктовать свои условия хозяевам. Возьмем, к примеру, хорошо всем известного мистера Пирсона. Но для меня гордость была роскошью. Я просто выживала.