Работаем мы сейчас — Вам известно где. Народ работает хорошо. Вот, например, вчера вылетала группа известного вам Трофимова — восемь самолетов, встретили шесть «Фокке-Вульфов». Трофимов подал команду: «Идем в лобовую атаку». Самолеты противника боя не приняли, развернулись и наутек. Наши начали их преследовать. Навязали фашистам бой. Вернувшись, Трофимов доложил: сбили три самолета. Но вечером в штаб дивизии прибыл из пехотной части пакет — пехота донесла, что сбито пять самолетов. Значит, только один стервятник удрал. Трофимов у нас такой: пока не увидит, что самолет противника врезался в землю, не доложит, что он сбит. Трех он на земле увидел, а про двух подумал, что они ушли на бреющем. Но пехота его поправила. В этом бою отличились коммунисты Трофимов, Чертов и комсомолец Кириллов. В этот же день вылетела на боевое задание четверка под командованием гвардии лейтенанта Дольникова. Тоже встретили шестерку «Фокке-Вульфов». Вступили с ними в неравный бой. На этот раз «фоккеры» попались сильные, вели бой очень активно. Все же победили наши. Дольников сбил двух, и еще один был сбит группой.

Погода у нас сейчас плохая, снегопад и дымка. Но все же наши летчики летают, и, как видите, с пользой. Молодцы, большие молодцы! Всего за январь дивизия сбила тридцать один самолет противника, и на все получены подтверждения от наземных войск. Отличились Трофимов, Бабак, Гучек, молодой летчик — комсомолец Брюханов, комэск Вильямсон, Закалюк, Комельков и другие — всех не перечислишь.

Очень горюем мы, что в первый же день наступления погиб от фашистской зенитки известный вам Виктор Жердев, его отвезли и похоронили в Тарнобжеге. А дело было так. Стояла очень низкая облачность — до облаков всего 75-100 метров, но началось наступление. У нас задача — прикрывать пехоту, и вот наши ребята вылетели, глядя в глаза смерти, шли над самой землей. Жердева тут зенитка и сбила.

Комсомольцы в наступлении работали очень хорошо — сбили десять самолетов и помогли ведущим сбить еще двенадцать. В общем, сейчас некогда, людей нет, приходится и мне нести караульную службу. Поэтому пишу мало…»

Вот еще одно, последнее письмо — самое объемистое, как бы подводящее итог всему. Оно написано уже после окончания войны. Старательная Ирина Дрягина сочла своим долгом подробно рассказать в нем о том, как гвардейцы завершили свой ратный труд.

«Здравствуйте, тов. Жуков! Прежде всего, извините, что до сих пор ни о чем не писала вам. Я понимаю, что это нехорошо. Много больших событий в нашей жизни произошло за это время, о многом уж давно бы я обязана была рассказать вам, но повседневные дела все не давали возможности описать подробности нашей жизни.

Воевал наш народ в этих решающих операциях войны с большим энтузиазмом, с большой храбростью, не жалея своих сил и жизни. За это время мы потеряли хороших ребят. Вы, возможно, знали Иосифа Графина — очень простой, славный был паренек, рыжий-рыжий такой, русский парень. Очень храбрый и дерзкий в бою. Прибыл он к нам из пехоты, куда попал из авиашколы в тяжелые для Родины дни, когда самолетов не хватало и летчикам приходилось становиться в строй наземных войск.

Пришел Графин в полк загорелым, наголо остриженным сержантом. Сначала некоторые смотрели на этого паренька как на птенца, но он быстро превратился в настоящего сокола. Это ведь про него и его приятеля пели в полку:

Он был бесстрашным разведчиком, приносил много ценнейших сведений. И вот 28 апреля полку было присвоено наименование Краковский. С утра был митинг. На митинге выступил Графин. Сказал горячую речь, призвал больше уничтожать фашистских гадов в воздухе. А через час сверху был дан приказ — выслать пару на разведку. Графин попросил поручить это задание ему и полетел. Внезапно встретил шестерку «фоккеров». Вступил в бой, сбил двух, но и сам был сбит. Это были восемнадцатый и девятнадцатый сбитые им самолеты.

Самолет с тяжело раненным Иосифом Графиным упал у передовой. Через час он умер… На траурном митинге даже закаленные летчики, привыкшие к потерям товарищей своих, плакали. Уж слишком жалко было Иосифа Графина, такого молодого, мало еще взявшего у жизни! Ведь он был 1922 года рождения. Похоронили его в городе Волау… Командиром эскадрильи был и Веня Цветков, Вы его помните, он из 16-го гвардейского полка. Налетели на наш аэродром «фоккеры» и стали штурмовать, при этой штурмовке был убит и Цветков. А я только накануне написала ему рекомендацию в партию. Принесли мне ее обратно. Похоронили его в городе Лигнице.

Был еще у нас один скромный, но храбрый комсомолец Николай Климов. Со шрамом на левой щеке — след ранения. Очень смело он воевал. Никогда не кичился тем, что он хороший летчик. По вечерам любил собрать ребят в кружок и петь с ними русские песни. Так и накануне его последнего полета было. Я пришла к ним в тот вечер в общежитие; пели песни, шутили… Николай Климов ради шутки оделся во фрак, штиблеты, цилиндр — раздобыл их невесть где. А песни пели русские, народные.

Потом разговор зашел о том, что фашисты сейчас уже не ведут массированных налетов, — уже мало осталось у них самолетов, но летчики у них еще есть, и сильные; действуют они теперь по-другому, норовят перехватить нашего летчика исподтишка, нанести ему удар в спину, так сказать из-за угла. Пользуются тем, что некоторые наши ребята, не встречая в воздухе вражеских самолетов, расхолодились, летают неосторожно, и вот кое-кто попадается. Климов сказал по этому поводу, что, когда летаешь в разведку, нельзя расходовать все боеприпасы, надо немного, на всякий случай, оставлять на обратный путь: вдруг налетит разбойник? Кто-то сказал, что если и не будет боеприпасов, то все равно сейчас легко удрать от немецкого «охотника» — самолеты у нас скоростные, моторы надежные.

Николай стал возражать. Он с возмущением даже сказал: «Сейчас удирать от фашистов — это позор. Нет, я не буду уходить, а если придется схватиться и снарядов не останется — пойду даже на таран». Ребята стали спорить, доказывать ему, что теперь уже нет смысла идти на таран, — из-за одного фашиста губить машину и самому погибать. Какая сейчас выгода — вести счет один на один? Лучше сохранить себя да потом больше фашистских самолетов сбить.

Но Климов упорно стоял на своем, говорил, что готов идти на таран. Кто-то сказал ему: «А Любочка, а будущий сын?» Он не задумываясь ответил: «Что ж, они не помешают быть мне честным до конца». Его опять стали отговаривать, как будто он сию минуту собрался таранить. Потом посмеялись и разошлись.

А утром вылетел Климов с нашей четверкой самолетов на «охоту», и встретили ребята восьмерку «Фокке-Вульфов-190». Стали драться. Николай сбил одного, затем стал атаковать второго. А это был командир группы — опытный волк.

Атаки Климова были очень смелы — мы все наблюдали этот воздушный бой со своего аэродрома. Но немец увертывался, пытаясь уйти. Вдруг смотрим — Климов пошел в лобовую атаку, но немец не сворачивает, только в последнюю минуту свернул. Николай не стрелял, значит, у него не было боеприпасов, а бой продолжал. В следующую атаку он протаранил вражеский самолет и сам погиб при этом.