– Кажется? Кажется, я с врачом говорю? Или нет?

Мужской голос резок и насмешлив, но в нем угадывается нежность. Так говорил со мной отец…

– Слышишь меня? – Теперь мужчина говорит на другом языке… неприятном, но его я тоже понимаю… на языке народа моей матери! – Кто ты?

Никто… никто… никто…

– Пей!

Я пью. Спасибо, спасибо… мне так хотелось пить, мне кажется, я мертвая была, а теперь с каждым глотком оживаю.

– Открой глаза.

Нет! Нет, я боюсь, не надо!

– Открывай глаза! Быстро!

Открываю. Ничего… ничего страшного. Пасмурный серый день (вечер? утро?). Плоскость серого неба над головой. Неба? Разве небо – такое?

Наверное, раз я его вижу и знаю, что это – небо.

– Ну вот, – шепчет женщина. Мне приятно слышать ее. Этот язык ближе мне. Это – мой язык. Кажется. Почему же мужчина упорно обращается ко мне на другом языке?

– Садись.

Язык народа моей матери… я помню… мама, я помню, ты говорила со мной на этом языке… почему же сейчас мне неприятно слышать его? Сажусь. Лицо женщины против меня – обычное человечье лицо, полное интереса и сочувствия. Женщина круглолица, светловолоса и светлоглаза, и на загорелой коже светлеют вокруг глаз тонкие морщинки. На женщине обтрепанный серый комбез, тяжелые ботинки, в руке фляга. Это она поила меня? А где мужчина? А, наверное, это он поддерживает меня за плечи…

Оборачиваюсь. Да. Тоже – человек, тоже светловолос и светлоглаз, но лицо словно застыло в суровой маске, и смотрит мрачно. Одет так же… где же я видела такую одежду? Мне кажется, она должна что-то обозначать…

– Ты ведь вхож в ханнский поселок, – тихо говорит женщина. – Она оттуда?

– Нет. Я вообще сильно сомневаюсь, что она чистая ханна. Черная… а глаза-то, глаза… с ума сойти!

– Может, мутация?

– Встать можешь? – Он скорей приказывает, чем спрашивает. Могу, наверное…

Я встаю неожиданно легко: сила тяжести меньше, чем я ожидала. Меньше, чем на Ссс… я ведь на Ссс? Или нет? Где же я? Надо спросить, они знают, они скажут мне, только вот не получается почему-то – спросить. Умею я вообще разговаривать? Это не Ссс, точно, и не Земля тоже, на Земле гравитация чуть больше, я хорошо помню… помню… откуда? Разве я бывала на Земле? Бывала, наверное, – я ведь помню земную гравитацию. Но почему-то совсем не помню остального…

– Слышит, и то ладно, – бормочет мужчина.

– Явный шок, – отвечает женщина. – Кто же она?

– Никто, – вдруг приходят ко мне нужные слова. – Пыль под ногами, прах из праха… это я помню.

Мужчина с женщиной быстро переглядываются, а у меня неожиданно получается задать вопрос:

– Где я?

– Нигде, – горько отвечает мужчина. – Никто может быть только нигде.

Вот это правильно!

Правильно… я принимаю объяснение согласным кивком.

– А говорит хорошо, без акцента, – тихо замечает женщина. И протягивает мне потрепанные серые шорты: – На-ка, надень.

Я замечаю, что совсем раздета… но не могу вспомнить, в чем была. И главное – где была? Не здесь, в этом я уверена. Пока натягиваю шорты, мучительно пытаюсь вспомнить… нет, не получается.

– Пойдешь с нами? – предлагает мужчина.

– Пойду, – соглашаюсь я. Мне все равно, почему бы и не пойти.

– А откуда ты, помнишь? – на ходу спрашивает женщина. – Где твой дом?

– Дом?

– Что такое «дом»? – Место, где ты живешь, – объясняет женщина. – Где твои родные и друзья. Где тебя ждут.

Я долго думаю. Вернее, пытаюсь думать. Мне кажется, у меня есть друзья. Мне кажется, меня должны ждать.

Но это – за слепящим светом, за болью и страхом. Мне не хочется думать об этом.

– Не помню, – отвечаю я.

Впереди вырисовываются на фоне серого неба какие-то сооружения. Вроде ангаров, но низкие, словно до половины вкопанные в грунт. Скоро мы подходим к ним вплотную. Они намного меньше, чем показались мне издали. Не ангары, даже не мастерские; скорее в размер мелкой торговой точки. «Нейтрал», всплывает в памяти слово. Что это – «Нейтрал»?

– Это рынок?

– Здесь мы живем, – тихо отвечает женщина.

– Я живу на Нейтрале, – выдаю я возникшую в мозгу истину.

– Вспомнила, – бормочет мужчина. – Нейтрал… ишь ты!

– Мы даже не знаем, в какой стороне твой Нейтрал, – вздыхает женщина.

Я выпаливаю координаты, мужчина останавливается и долго на меня смотрит. От его взгляда по коже начинают бегать мурашки; я передергиваю плечами, а он снова спрашивает:

– Кто ты?

Слепящий свет, боль и страх…

Прах из праха, пыль под ногами, никто!

– Никто, – шепотом повторяю я.

– Оставь, – приказывает женщина. – Так ты ничего не добьешься. Разве что углубления шока.

– Извини, – говорит мужчина. Непонятно говорит – вроде бы не женщине, а мне. За что?

Я подхожу к ближайшему строению и провожу рукой по чуть шершавой поверхности брони… я делала так тысячи раз. Броня… ангар… катера… корабли… мой кораблик… «Мурлыка»!

– «Мурлыка», – шепчу я.

Мужчина словно хочет что-то спросить, но женщина хватает его за руку, он осекается и только смотрит на меня… слишком пристально смотрит, неприятно. Из строения выходит человек, темнолицый и седой, в таком же комбезе. Глядит на меня с явственным недоумением.

– Кого ты привел, Алан?

– Доставка явно не по адресу, – подхватывает второй, молодой, худощавый и стремительный, босой, в затертых джинсах и драной полосатой рубахе.

– Как сказать, – возражает мужчина… Алан. – Говорит она по-нашему.

Подходят еще люди, а мне снова чудится слепящий свет, и я понимаю – что-то страшное будет сейчас со мной. Мурашки по коже, и дыбится шерсть… я боюсь, они такие непонятные, они так странно смотрят на меня, и всё здесь непонятно и неправильно…

– Успокойся, – ласково говорит женщина. – Они просто удивлены. Они не знали, что бывают черные голубоглазые ханны.

Ханны, повторяю я про себя. Ханны. Я помню. Ханны – рыжие бестии – кошачья спесь – не люблю!

– Черных ханн не бывает, – уверенно говорю я. – Ханны рыжие.

– Кто бы говорил, – отчетливо фыркает тот молодой, что проехался насчет доставки не по адресу. Ему вторят несколько смешков. Женщина берет меня за руку:

– Пойдем.

Люди расступаются, давая нам дорогу.