Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Симеркет заметил быстрый взгляд, которым обменялись Менеф и Эсп.
— Но, господин, что я мог сделать? Принц и принцесса только что прибыли и нуждались в слугах. Царица попросила меня прислать им несколько моих…
— Царица? — усомнился Симеркет. — Мне не показалось, что она расположена помогать своей невестке. Вряд ли бы она и пальцем шевельнула…
— Ну, значит, царь меня попросил. Разве это важно? Это было много недель назад, мне трудно сейчас вспомнить… — При этих словах на лице посла появилось хитрое выражение. — Однако о чем теперь спорить, ведь ваша жена нашлась!..
Будь проклята эта Анеку и ее лживый язык! Симеркет скрипнул зубами. Но, все еще сохраняя к ней милосердие, Симеркет примолк.
Почувствовав его нерешительность, Менеф медоточиво заструил свою речь:
— Я чувствую, мы начали плохо, о господин. Сначала за воротами посольства — вам следовало мне представиться! — и теперь во дворце. Если позволите, я постараюсь задобрить вас приглашением. Не откажите быть моим гостем нынче вечером…
— Я не особенно склонен…
— Но это будет необыкновенный прием! Мы ждем певицу Нидабу. Возможно, вы о ней слышали?
— Нидаба? — Симеркет навострил уши.
— Да, господин, это необычайная женщина, несравненная певица! Говорят, у нее лучший голос в мире. Так вы придете? Позвольте мне продемонстрировать гостеприимство моему самому почетному гостю.
Симеркет колебался. Ему хотелось обследовать дом певицы с тех самых пор, как Сенмут и Виа упомянули о ней.
— Да, — решительно сказал он, — я приду.
— И конечно, вы должны разделить со мной место в паланкине.
Симеркет вспомнил шикарный паланкин, в котором путешествовал посол с сорока ливрейными носильщиками, и пожал плечами.
— Ну, если должен… — произнес он, подавляя вздох.
Нидаба жила в доме у старой площади, древнего центра Вавилона. Ее привратник — сириец в ярких одеждах — распахнул ворота и поспешил к причудливому паланкину с сорока носильщиками. Привратник и Менеф крепко обнялись. Когда они выпустили друг друга из тесных объятий, взгляд сирийца остановился на Симеркете.
Менеф представил гостя.
— Особый посланник фараона? — переспросил сириец, дотрагиваясь пальцем до сокола на груди Симеркета. — Подождите, пока она это увидит. — Он осмотрел двор, ища подходящие места. — Ну, вам лучше спрятать его подальше. Иначе эта подвеска к утру окажется в ее шкатулке с драгоценностями.
Привратник, которому Менеф дал щедрые чаевые, повел их к кушеткам на краю двора. Эсп незаметно удалился, дабы следить за ними из тени. Не успели Симеркет и Менеф удобно расположиться, как к их дивану прокрался худой сгорбленный человек, закутанный в необъятных размеров плащ.
— Простите меня, достопочтенные господа, — проговорил он, слегка распахивая одеяние. Внутренние карманы плаща были набиты разнообразными глиняными табличками и свернутыми папирусами. — Не заинтересуются ли господа письмом, адресованным Ниневех и подписанным самим визирем?
— Я что, похож на предателя?
— Тогда, может быть, древние папирусы?
— Убирайся, мошенник!
— Возможно, у вас есть что продать? Я плачу золотом! — И он со значением позвенел своим кожаным кошельком.
Внезапное появление Эспа прервало его приставание. Одного взгляда на обнажившиеся желтые зубы телохранителя оказалось достаточно, чтобы торговца как ветром сдуло. Симеркет заметил, что в комнате толкалось немало подобных личностей. Он вспомнил, как старая Виа говорила ему: в доме Нидабы можно купить то, чего не сыскать на обычном базаре.
Симеркет резко повернулся к Менефу:
— Удивляюсь, как Нидабе удается так процветать! Возможно, она состоит в секте гагу, о которой я столько наслышан?
Менеф пристально посмотрел на него.
— Точнее будет сказать, она не принадлежит к тому сорту женщин, которых бы гагу взяли под свое покровительство. Но давайте оставим эту тему…
Симеркет ничего не оставлял, не прояснив до конца, и открыл было рот, чтобы потребовать объяснений. Однако в этот момент с верхних галерей раздался звучный и мелодичный голос: «Здравствуйте, мои драгоценные!»
Нидаба стояла за балюстрадой, широко раскинув руки в приветствии. Мужчины оставили азартные игры и сгрудились во дворе. Те, кто сидел на диванах, повскакивали на ноги, громко приветствуя хозяйку, повторяя ее имя с обожанием, словно она была не земной женщиной, а по меньшей мере богиней.
Нидаба медленно спускалась по лестнице, выглядывая в толпе любимцев и даря их нежными речами.
— Как идет твоя жизнь, моя милая? О, ты прекрасна!.. Вот и ты, душа моя, наконец благополучно вернулся домой! Я пребывала в тревоге!
Симеркет не мог не признать, что голос ее был необычайно красив: низкое, вибрирующее сопрано. Когда Нидаба остановилась на последней ступеньке, одна из сопровождавших ее помощниц протянула ей поводок: ошейник был надет на ручного гепарда. Теперь Нидаба готова была предстать перед гостями.
Симеркет откинулся на диване, позволив служанке наполнить его чашу пивом. Он забавлялся, осматривая виллу, заглядывая в дальние комнаты. Он видел, как приносили и изучали какие-то документы, как золото и серебро переходило из рук в руки, как сделки скреплялись поцелуями…
Он повернулся, чтобы снова посмотреть во двор, и понял, что смотрит прямо в глаза гепарда. Издав сдавленный вскрик, Симеркет снова откинулся на подушки. Огромная пятнистая кошка сделала несколько неуверенных шагов назад, спрятавшись за юбками госпожи.
Взяв себя в руки, Симеркет поднял голову. Его глаза оказались на одном уровне с глазами Нидабы.
— Не бойся Инанны, — произнесла она тихим, вкрадчивым голосом. — Она очень смирная.
— Я… я был застигнут врасплох, — пробормотал Симеркет, вставая.
Он заметил, что Нидаба совсем не похожа на сладострастную одалиску, которой казалась издалека. Выглядела она почти непорочно. Она была слишком высокой для женщины, и одежды из легкого шелка не скрывали ее угловатых форм. Симеркет заметил, что она изукрасила лицо, дабы создать выражение, которого, возможно, у нее не было в реальной жизни, — тонкий шедевр нежных оттенков охры и кошенили, усиленных присыпанной пудрой рыбьей чешуей.
— Такие черные глаза! — почти пропела Нидаба, глядя на него. — Я никогда не видела чернее. Они соответствуют твоему сердцу?
Вопрос требовал остроумного отклика, но он никогда не мог быстро найтись.
— Я… собственно… вряд ли… — с трудом вымолвил он, запинаясь.
Как и ее привратник, она пальцем потрогала сокола, свисавшего с его шеи. Ее глаза загорелись.
— Ты даже не представляешь, как бы мне хотелось заполучить его! — томно произнесла она. В голосе звучала жажда обладания. — Ведь ты подаришь его мне, чтобы скрепить нашу дружбу, правда?