Толпа вышла и замерла у опушки, а от неё отделились те трое всадников, во главе с рыжим, что уже были тут ранее.

– Боярин Григорий повелел вам всем покаяться в своих худых деяниях да в корыстном обмане супротив него, – начал напыщенно рыжий, – И повелел, коли вам только жизнь дорога, то немедля сложить всё оружие, что только у вас тут есть, вот здесь вот возле ладьи, а самим уже потом выйти к нему. Там-то он уже сам каждому по справедливости да от своей милости всё и воздаст!

– Батюшки-и! – скоморошно воскликнул Тимофей! – Нам же на то время нужно, дайте ещё минуток десять, пока мы тут всё приберём, оружие найдём да рядочком-то всё сложим для лепоты?

В это время, с противоположного ближнего края поляны к стоящему во главе всей ватаги на красивом жеребце мужчине в блестящей броне подскакали двое. Они переговорили о чём-то с атаманом, а затем галопом ринулись к ладье.

– Рыжун! Волки в двух верстах ходу! Атаман сказал поскорее заканчивать тут, что телишься-то?! – заполошно выкрикнул один из гонцов.

Рыжий вскинулся и истерично завопил: «Быстро все к атаману пошли, а то всех прямо тут сечь начну!» и вытащил свой меч.

– Ну, коли так-то, тогда коне-ечно, – протянул Тимофей и, вдруг как-то разом преобразившись, отдал команду, – Всех, кроме рыжего, бей!

Неожиданно над бортами ладьи вскинулось пара десятков воинов с самострелами, и тут же раздался дружный залп. Шесть пробитых тел как подкошенные рухнули на вытоптанную траву. Седьмое же уже волочилось, дрыгаясь в петле аркана, и истошно выло на всю округу.

«Всем одеть броню! Представление кончилось, работаем по полной братцы!» – отдал команду Тимофей, скидывая с себя верхнюю тканую одежду и оставаясь в броне.

«Ухвата вниз! Самим распределиться, как планировали!»

И возле ладьи, стоящей на дрогах, началась деловая суета.

– Что это они! – всполошился атаман «волков», увидев, как у него на глазах снопами валятся возле ладьи его люди, а по её бортам вдруг разом выросли головы в шлемах.

– Никак прозевали волков, а ведь говорили, что они ещё только на подходе! Да это же половина только, видать, сюда идёт, а остальные-то уже тут в ладье сидят! – промелькнула в его мозгу догадка.

– Нужно поскорее их всех на поляне прикончить, чтобы они вместе не успели соединиться, – и он, оглядевшись, заревел, – Медведи, вперёд! Рвите их!

     И семь десятков разбойников с отчаянным криком ринулись к небольшой искусственной крепости.

Позиция у оборонявшихся была идеальная.

На огромных дрогах на восьми здоровенных колёсах стояла большая торговая ладья. Её и без того высокие борта были ещё к тому же прикрыты большими щитами пехотинцев, а почти четыре десятка обороняющихся распределились по двум ярусам обороны. Полтора десятка бойцов били самострелами с нижнего, из-под дрог, прикрываясь её колёсами. Остальные же два десятка вели в основном лучный бой с верхнего яруса из-за ладейных бортов со щитами.

В первые три минуты была выкошена почти половина нападавших, а тут ещё вдруг, с южного направления вылетело два конных десятка и ударило по растерявшимся «медведям». Ударила это ближняя дружина подошедших «волков», и всё смешалось в единой сече на поле.

За всадниками с рёвом наступали шесть десятков пеших разномастно одетых воинов, потрясавших своими копьями и секирами.

Ближняя рукопашная схватка – зрелище воистину страшное. Озверевшие люди, сбросившие с себя всё человеческое, резали, кололи и рубили на части таких же, как они, людей. Они катались по земле, наносили друг другу удары ножами, кинжалами, камнями, да всем, чем угодно, и всем, что только попадало им под руку. Душили и ломали шеи, добивали лежащих раненых. Никаких благородных правил ведения боя тут вообще не было. Оно лишь одно было для всех: «Убей другого, пока он не убил тебя!»

Ладья стояла как будто в каком-то островке бушующего людского моря ярости, и порой к её бортам приливала эта серая волна людей в грязных зипунах да кафтанах, и лишь изредка в кольчугах или броне. Приливала да откатывалась, оставляя после себя окровавленные и корчащиеся на земле в муках тела.

– Горнист, сигнал! – рявкнул Тимофей команду, и сам же выпустил из лука вверх дымную сигнальную стрелу.

Над поляной раздался заглушающий битву сигнал горна.

«Ту туру ту! Ту туру ту! Ту туру ту тутуту!»

И так несколько повторений подряд. А на флагштоке ладьи вдруг взвился Андреевский Флаг с косым голубым крестом!

– Русь! – раздался рёв трёх десятков голосов на Ладье, отбивая очередной штурм ватажников.

– Русь! – вдруг раздался рёв сотен глоток со всех сторон поляны, и из лесных зарослей вылетели полторы сотни дружинников в сверкающих бронях, с флагом и красной боевой Хоругвью Нерукотворного Образа Спаса!

– Русь!

И были смяты два конных десятка, попытавшихся вырваться из сечи.

– Русь! – кричал вместе со всеми Андрей, развернув Дозорную полусотню уступом.

Как и два года назад, когда он в последний раз шёл в конную атаку на Калке, горячило его кровь общее для всех чувство идущего в сечу воина. Тем более, что рядом с ним вновь, как когда-то, шли в бой его старинные друзья, а с ними вместе был даже его старший сын Василий. А, значит, живо его дело, и жива сама Дозорная сотня, прошедшая через десятки битв и сейчас вот снова идущая за правое дело в бой.

– Русь!

Уклон в бок от выброшенного навстречу копья пехотинца. Конь выносит вперёд, хрясь! Меч рассекает его шею, и Андрей вылетает вместе с друзьями навстречу тем двум десяткам верховым, что пытаются скрыться в лесных зарослях.

Левая рука откинулась назад с сулицей да выбросила её вперёд и чуть влево, сбивая истошно орущего воина, а его правая уже закручивала меч для подготовки удара по другому всаднику в богатых доспехах.

«Всё пропало!» – поняли одновременно оба атамана. Это ловушка, и сейчас их всех тут будут убивать. Поэтому нужно было срочно выбираться самим и оставить всё это тупое мясо из своих простых ватажников на месте, чтобы они хотя бы на немного смогли задержать порыв этой конной дружины. Набрать на замену новых-то потом будет не проблема.

Главное было выжить самим!

Сразу же были позабыты все старые обиды и разногласия, и объединившаяся перед опасностью конная дружинка медведей и волков ринулась в отчаянье на прорыв, чтобы постараться пробиться в лес.

Всё было хорошо. Казалось, судьба в очередной раз вытаскивает Семёна из жаркой переделки, давая ему очередной шанс на жизнь. Прикрываясь ватажниками мужиками, они уже почти, что выскочили с поляны, когда на них уступом, разметав пехоту, вылетело два десятка верховых в блестящей броне.

– «Не успеваем,» – понял Семен, и его конь понёс прямо на немолодого, но такого страшного дружинника. Семёну самому довелось в своё время походить в гриди, и он сразу понял, что перед ним элита воинской рати. Выдавала стать и то, как он держался в седле, и как смотрел, окидывая одним цепким взглядом всё поле боя, выдавала его сама манера вести личный бой.