Тем не менее именно этот адрес был указан в книге, которую она купила у мистера Снелгроува. Здесь родилась Элиза Мейкпис. Здесь она провела свои ранние годы.

Нелл подошла ближе. Внутри дома, казалось, ничего не происходило, так что она осмелилась прижаться к фасадному окну. Крошечная комнатка, кирпичный камин и тесная кухня. Окна кухни выходили на засыпанный молотым известняком общий двор, который тянулся за многоквартирными домами. Узкий лестничный пролет льнул к стене у двери.

Нелл шагнула назад, чуть не споткнувшись о засохшее комнатное растение.

Лицо в соседнем окне заставило ее подпрыгнуть, бледное лицо, обрамленное венчиком кудрявых белых волос. Нелл моргнула, глянула еще раз, лицо исчезло. Призрак? Нелл снова моргнула. Она не верила в призраков, по крайней мере в тех, что бродят по ночам.

Разумеется, дверь в доме номер тридцать семь по Баттерси-Бридж-роуд с треском распахнулась. За ней стояла миниатюрная женщина ростом примерно четыре фута, с тоненькими ножками и клюкой в руке. Из бородавки на левой стороне ее подбородка торчал длинный седой волос.

— Кто ты, детка? — неразборчиво пробормотала она с акцентом кокни.[17]

Прошло лет сорок, не меньше, с тех пор, как ее называли деткой.

— Нелл Эндрюс, — ответила она, пятясь от высохшего растения. — Я так просто. Просто заглянула. Просто хотела… — Она протянула руку. — Я из Австралии.

— Австралии? — повторила женщина, бледные губы растянулись в беззубой улыбке. — Что ж ты сразу не сказала? У меня зять живет в Австралии. В Сиднее, может, знаешь их? Десмонд и Нэнси Паркер?

— Боюсь, что нет, — ответила Нелл. — Я не в Сиднее живу.

Лицо старухи начало скисать.

— Ну ладно, — несколько скептически произнесла женщина. — Может, если окажешься там, то наткнешься на них.

— Десмонд и Нэнси. Постараюсь не забыть.

— Он редко возвращается до темноты.

Нелл нахмурилась. Зять в Сиднее?

— Парень, что живет по соседству. Почти не шумит. — Женщина понизила голос до театрального шепота. — Может, он и негр, но работает дай боже. — Она покачала головой. — Негр! Парень из Африки живет у нас, на Баттерси-Бридж-роуд. Вот уж не думала, что доживу до такого. Мать перевернулась бы в могиле, если бы узнала, что африканские парни живут на старой улице, да еще и в старом доме.

Нелл встрепенулась.

— Ваша мать тоже здесь жила?

— А то, — гордо произнесла старуха. — Я здесь родилась, между прочим, в этом самом доме, который так вас интересует.

— Родились здесь? — Нелл подняла брови. Не многие люди способны сказать, что прожили всю жизнь на одной улице. — И когда же? Шестьдесят, семьдесят лет назад?

— Семьдесят восемь лет, чтоб вы знали. — Женщина выдвинула подбородок, седой волос сверкнул на свету. — Ни днем меньше.

— Семьдесят восемь лет, — медленно повторила Нелл. — И вы жили здесь все это время. С… — быстрый подсчет, — с тысяча восемьсот девяносто седьмого?

— Ага, с декабря тысяча восемьсот девяносто седьмого. Я — рождественский ребенок.

— У вас сохранилось много воспоминаний? В смысле, из детства?

Хозяйка соседнего дома захихикала.

— Иногда мне кажется, что других воспоминаний у меня и нет.

— Должно быть, тогда здесь было совсем по-другому?

— О да, — глубокомысленно произнесла старуха, — можете не сомневаться.

— Женщина, которую я ищу, тоже жила на этой улице. Точнее говоря, здесь, в этом доме. Возможно, вы помните ее?

Нелл расстегнула папку с бумагами и достала фотокопию фронтисписа книги сказок. Ее пальцы немного дрожали.

— Вот как она выглядела взрослой. Конечно, она была ребенком, когда жила здесь.

Старуха протянула жилистую руку и взяла предложенный рисунок, сощурившись так, что вокруг глаз собрались морщины. Затем она захихикала.

— Вы ее знаете? — Нелл затаила дыхание.

— Отлично знаю. До самой смерти ее не забуду. Пугала меня до колик, когда я была ребенком. Рассказывала жуткие истории, когда знала, что мамы нет рядом, некому поколотить и прогнать ее. — Она глянула на Нелл, нахмурившись, отчего лоб сложился в гармошку. — Элизабет? Эллен?

— Элиза, — быстро подсказала Нелл. — Элиза Мейкпис. Она стала писательницей.

— Откуда мне знать, я терпеть не могу читать. Только бумагу почем зря переводят. Знаю только, что девчонка с твоей картинки рассказывала такое, что волосы становились дыбом. Из-за нее почти все местные дети боялись темноты, и все же мы каждый раз возвращались за новой порцией историй. И где только она их брала?

Нелл снова взглянула на дом, стараясь поймать образ юной Элизы — заядлой рассказчицы, пугающей детишек помладше своими страшными сказками.

— Мы скучали по ней, когда ее забрали.

Старуха печально качала головой.

— Я думала, вы были рады, что вас больше некому пугать.

— Какое там, — возразила старуха, шамкая губами, словно жуя собственные десны. — На свете нет ребенка, которому не по нраву, коли его время от времени хорошенько пугают.

Она воткнула клюку в то место на ступеньках, где крошилась штукатурка, и сощурилась, глядя на Нелл.

— Хотя сама девчонка напугалась пуще всех, куда страшнее, чем во всех ее небылицах. Осталась без брата, знаете ли, в один туманный день. Все, что она нам рассказывала, было не так кошмарно, как то, что случилось с ее братом. Огромный черный конь ударил его копытом прямо в сердце. — Она покачала головой. — После этого девчонка так и не стала прежней. По мне, так маленько рехнулась. Обрезала волосы и начала носить бриджи, если я все правильно помню!

Нелл охватило возбуждение. Что-то новенькое.

Старуха прочистила горло, достала платок и сплюнула в него. Затем продолжила как ни в чем не бывало:

— Ходили слухи, что ее забрали в работный дом.

— Не забрали, — сообщила Нелл. — Ее отослали к семье в Корнуолл.

— Корнуолл. — В доме засвистел чайник. — Что ж, значит, все кончилось хорошо?

— Полагаю, что так.

— Ладно. — Старуха кивнула в сторону кухни. — Время пить чай.

Заявление было столь безапелляционным, что на короткий, полный надежды миг Нелл решила, что ее могут пригласить внутрь, предложить чаю и множество других историй об Элизе Мейкпис. Но когда дверь за старухой начала закрываться, тщетные надежды растаяли.

— Погодите, — сказала Нелл, протягивая руку, чтобы придержать дверь.

Старуха оставила дверь приоткрытой, чайник продолжал верещать.