Джим присвистнул.

– Это он, – заявил он. – Тот парень, что прикончил Шелби.

– Какая-то ловушка, – сказала Салли. – Я никуда не пойду.

– Может быть, я пойду и притворюсь тобой? – предложила Роза.

– Не ходи, – сказал Джим. – Он перережет тебе горло, точь-в-точь как старику Шелби.

– Что ты вообще знаешь о Шелби? – воскликнул Фредерик. – Ты просто начитался страшных романов, противный мальчишка.

– Пари, – немедленно отозвался Джим. – Пари на полкроны, что его убили.

– Идет. Салли, я пойду с тобой, если хочешь. Он не сможет ничего сделать, если я буду рядом.

– А может быть, это мистер Темпл? – предположила Салли. – Он думает, что я скрываюсь. А ведь он по закону за меня отвечает. Вот он и решил использовать все способы, чтобы меня найти.

– А вдруг это что-то связанное с твоим отцом? – сказала Роза. – К тому же он назвал тебя Салли, а не Вероника.

– И верно. Ой, я совсем не понимаю, что делать. Ей-богу, не понимаю. Да и работы у нас здесь много. Давайте пока займемся этой фотографией…

В воскресенье Аделаида и Тремблер отправились на прогулку. Они прошли мимо Британского музея, затем вниз по Чаринг-Кросс-роуд, полюбовались Нельсоном; потом не торопясь пошли по Пэлл-Мэллу, в сторону Букингемского дворца, надумав посетить ее величество королеву, но, по-видимому, ее не было дома, ибо королевский штандарт не реял над дворцом.

– Должно быть, она в Виндзоре, – сказал Тремблер. – Это на нее похоже. А давай-ка купим взамен горячих каштанов.

И они купили каштанов, пошли сквозь парк, покормили уток, которые дрались за лакомство, словно миниатюрные боевые фрегаты.

Аделаида и представить себе не могла такого счастливого дня. Она смеялась и шутила с Тремблером, будто всю жизнь только и делала, что гуляла по паркам да кормила уток, а он смеялся ей в ответ и научил ее пускать блинчики по воде. Аделаида «пекла» их до тех пор, пока не пришел парковый сторож. А когда он повернулся к ним спиной, Тремблер высунул ему вдогонку язык, и они покатились со смеху.

В этот момент их засекли.

Молодой рабочий с лесопильного завода, что за Уоппинг-Хай-стрит, прогуливался со своей подружкой, горничной из Фулэма. Он был связан некоторыми не вполне легальными операциями (воровством табака со склада, например) с одним из жильцов миссис Холланд, поэтому ему было известно, что старуха обещала награду тому, кто найдет Аделаиду. Он был очень остроглаз, этот молодчик, и сразу признал девочку; тогда он свернул со своей тропинки и последовал за Аделаидой и Тремблером.

– Эй, – возмутилась его подружка, – ты чего делаешь?

– Заткнись, – было ей ответом. – У меня дело.

– Знаю я твои дела, – хмыкнула девушка. – И не подумаю лезть с тобой в кусты. Пусти!

– Тогда всего хорошего, – вежливо попрощался он и оставил ее чертыхаться в одиночестве.

Рабочий прошел за ними сквозь парк до самой Трафальгарской площади, но в начале улицы Святого Мартина они исчезли. Он нагнал их около Сесил-Корт, где они разглядывали игрушки, выставленные в витрине; парень старался держаться к ним как можно ближе до самого Британского музея, почти упустил их на Коптик-стрит; ему приходилось держаться на расстоянии, потому что толпа уже редела, но и не слишком далеко, потому что смеркалось; под конец он увидел, как они заворачивают на Бёртон-стрит. Когда он добежал до угла, они уже пропали, но в этот момент как раз закрывалась дверь фотографического магазина.

Уже неплохо, подумал он и поспешил домой в Уоппинг.

Как и сказала Салли, человек из типографии Чейни пришел в понедельник. Хорошо натренированный Фредерик упорно требовал гонорар в двадцать процентов, с тем чтобы поднять его до двадцати пяти после продажи десяти тысяч отпечатков. Печатник был совершенно ошеломлен таким деловым подходом; он-то намеревался единовременно выплатить некую сумму – не очень большую, надо полагать, – и скупить все стереографии на корню. Но Салли предполагала в нем такие мысли и потому велела Фредерику твердо держаться своего. Печатник согласился взять «Историческую серию», «Знаменитые убийства» и «Сцены из Шекспира». Еще он признал, что фотографии должны стать известны как Гарландовы, а не Чейни, что они должны продаваться по два шиллинга шесть пенсов за набор и что она, типография, должна взять на себя расходы по рекламе.

Слегка ошарашенный, печатник ушел, предварительно подписав договор. Фредерик потер глаза, еще не веря, что сделка заключена.

– Молодец! – сказала Салли. – Я все слышала. Ты был непоколебим и все говорил правильно. Дело пошло! Мы на коне!

– Я ходячий комок нервов, – ответил Фредерик. – Я слишком нежный, чтобы думать о коммерции. Давай-ка дальше ты будешь этим заниматься.

– Буду, как только вырасту, чтобы меня принимали всерьез.

– Я уже принимаю тебя всерьез.

Салли посмотрела на него. Они были одни в магазине, остальные разбрелись кто куда. Фредерик сидел на прилавке, девушка стояла в метре от него, что-то переставляя на полке, которую смастерил Тремблер для хранения стереографий. Слова Фредерика произвели на нее какое-то особое действие. Она потупилась и слегка покраснела.

– Как деловую женщину? – переспросила она, стараясь, чтобы голос ее не выдал.

– Во всех смыслах, Салли. То есть…

Дверь отворилась, и на пороге появился клиент. Фредерик спрыгнул с прилавка и принялся его обслуживать, а Салли ушла на кухню. Сердце колотилось как бешеное. Ее чувства к Фредерику были столь запутанны и сильны, что она никак не могла решиться ясно их назвать; она боялась даже подумать о том, что он собирался ей сказать. Возможно, через одну или две минуты она бы это узнала.

Но в этот момент раздался сильный стук в кухонную дверь и влетел Джим.

– Джим! – воскликнула она. – Что ты тут делаешь? Ты почему не на работе?

– Пришел за своей добычей, – ответил он. – Помнишь, держал пари с боссом? Я был прав. Старик Шелби откинул копыта!

– Что?

Подошел Фредерик и резко остановился.

– А ты что тут делаешь, образина несчастная? – воскликнул он.

– Новости прилетел сказать. Для начала ты должен мне полкроны. Старый Шелби помер. Его выудили из реки в субботу, сегодня у нас была полиция, и контору закрыли. Расследование. Так что гони мне мои деньги.

Фредерик бросил ему монетку и бухнулся на стул.

– Что им известно обо всем этом? – спросил он.

– Что он ушел в пятницу осмотреть шхуну гдето в Боукрикской бухте. Он взял плоскодонку в Брансвике и не вернулся. И лодочник тоже. Тот громила, которого ему прислала миссис Холланд, был с ним до самого пирса, но в лодку он не садился: по словам свидетеля, он все это время прождал на берегу. Что скажете?